Неточные совпадения
Любонька в людской, если б и
узнала со временем
о своем рождении, понятия ее были бы так тесны, душа спала бы таким непробудимым сном, что из этого ничего бы не вышло; вероятно, Алексей Абрамович, чтобы вполне примириться с совестью, дал бы ей отпускную и, может быть, тысячу-другую приданого; она была бы при своих понятиях чрезвычайно счастлива, вышла бы замуж за купца третьей гильдии, носила бы шелковый платок на макушке, пила бы по двенадцати чашек цветочного чая и народила бы целую
семью купчиков; иногда приходила бы она в гости к дворечихе Негрова и видела бы с удовольствием, как на нее с завистью смотрят ее бывшие подруги.
Он был человек отлично образованный, славно
знал по-латыни, был хороший ботаник; в деле воспитания мечтатель с юношескою добросовестностью видел исполнение долга, страшную ответственность; он изучил всевозможные трактаты
о воспитании и педагогии от «Эмиля» и Песталоцци до Базедова и Николаи; одного он не вычитал в этих книгах — что важнейшее дело воспитания состоит в приспособлении молодого ума к окружающему, что воспитание должно быть климатологическое, что для каждой эпохи, так, как для каждой страны, еще более для каждого сословия, а может быть, и для каждой
семьи, должно быть свое воспитание.
Неточные совпадения
Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для нее прежде
семьи, в которых было только по одному и по два ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое,
о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь,
узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она чувствовала, что это было слишком простое решение слишком сложного вопроса.
Что может быть на свете хуже //
Семьи, где бедная жена // Грустит
о недостойном муже, // И днем и вечером одна; // Где скучный муж, ей цену
зная // (Судьбу, однако ж, проклиная), // Всегда нахмурен, молчалив, // Сердит и холодно-ревнив! // Таков я. И того ль искали // Вы чистой, пламенной душой, // Когда с такою простотой, // С таким умом ко мне писали? // Ужели жребий вам такой // Назначен строгою судьбой?
— И все считает, считает: три миллиона лет,
семь миллионов километров, — всегда множество нулей. Мне,
знаешь, хочется целовать милые глаза его, а он —
о Канте и Лапласе,
о граните, об амебах. Ну, вижу, что я для него тоже нуль, да еще и несуществующий какой-то нуль. А я уж так влюбилась, что хоть в море прыгать.
Он
знал все,
о чем говорят в «кулуарах» Государственной думы, внутри фракций, в министерствах, в редакциях газет,
знал множество анекдотических глупостей
о жизни царской
семьи, он находил время читать текущую политическую литературу и, наскакивая на Самгина, спрашивал:
Вскоре она заговорила со мной
о фрегате,
о нашем путешествии.
Узнав, что мы были в Портсмуте, она живо спросила меня, не
знаю ли я там в Southsea церкви Св. Евстафия. «Как же,
знаю, — отвечал я, хотя и не
знал, про которую церковь она говорит: их там не одна. — Прекрасная церковь», — прибавил я. «Yes… oui, oui», — потом прибавила она. «
Семь, — считал отец Аввакум, довольный, что разговор переменился, — я уж кстати и «oui» сочту», — шептал он мне.