Неточные совпадения
Недосягаемые вершины таинственного Каштан-тау загорелись сплошным розовым алмазом
в лучах невидимого еще солнца. Передо мной сверкнул огненными глазами не менее таинственный, чем Каштан-тау, мой кунак и с улыбкой указал на повисшего на скале убитого
тура.
О
турах я читал
в естественной истории еще гимназистом, а об охоте на
туров я слышал тогда же от друга моего отца, от старого и знаменитого на всю Вологодскую губернию охотника Ираклиона Корчагина,
в кабинете которого среди всевозможных охотничьих трофеев, вплоть до чучела барса, убитого им
в молодые годы во время службы на Кавказе, были еще два огромных турьих рога, один как есть натуральный, а другой
в серебре, служивший кубком.
Я увидал их возвращающихся
в свои неприступные ледники с водопоя и пастбища по узкому карнизу каменных скал. Впереди шел вожак, старый
тур с огромными рогами, за ним поодиночке, друг за другом, неотрывно все стадо. Вожак иногда пугливо останавливался поднимал голову, принюхивался и прислушивался и снова двигался вперед. Стадо шло высоко надо мной и неминуемо должно было выйти на нашу засаду, так как это единственная тропа, исключительно турья, снизу на ледник, где они должны быть при первых лучах солнца.
Вот тут-то
в первый раз я и осмотрел
тура.
Рога вожатого имели поперечные ребра необыкновенно толстые. Глядя на них, можно было действительно поверить не раз слышанной даже от кавказских охотников легенде, что старый
тур в минуту опасности бросается с огромной высоты, падает на рога и встает невредимым. Может быть, действительно таково их устройство, что оно распределяет и ослабляет силу удара? А эти парные поперечные ребра рога сломаться ему не дадут.
Одно мне пришлось наблюдать во время моих горных скитаний: я видел, как
тур пробирался по отвесной скале и время от времени упирался рогом
в стену, а иногда, должно быть уж
в очень опасных местах, то наклонял, то поднимал голову, то вытягивал шею. Что рога ему служат балансом и поддержкой, это ясно.
Москва
в первый раз увидала
туров в восьмидесятых годах. Известный охотник городской инженер Н. М. Левазов, тот самый, который очистил авгиевы конюшни Неглинки, основав Русский охотничий клуб, поехал на Кавказ охотиться под Эльбрусом и привез трех красавцев
туров, из которых препаратор Бланк сделал великолепные чучела. Они и стояли
в первом зале Охотничьего клуба вплоть до его закрытия уже после Октября. Но видеть их могли только члены и гости клуба.
Остальным москвичам приходилось знакомиться с
турами в шашлычной Автандилова, заказавшего какому-то кавказскому предшественнику Коненкова вырубить и вырезать из одного куска граба большого
тура на скале, который много лет, как живой, красовался
в его заведении. Под ним нередко сиживал с друзьями Василий Осипович Ключевский, любитель выпить стакан доброго розоватого карданаха и съесть шашлык из настоящего карачаевского барашка.
Остальную Москву знакомил с
туром грузинский винодел, тифлисский мещанин Сараджев, у которого такой же деревянный
тур стоял
в его московском складе на Лубянском проезде.
Конечно, все это я узнал много после, а
в то время смотрел, как три горца, проводники ишаков из аула, где мы оставили лошадей, потрошили
туров.
Это одна из пещер, которые служат гнездилищем для джостух и курочек — здесь они всегда выводят детей, здесь же ютятся
в холодные, снежные зимы вместе с ними и
туры.
Во время горных метелей и невыносимых морозов, не будь этих пещер,
туры были бы обречены на гибель, и,
в свою очередь, птицы голодали бы, если бы не кормили своих гостей, желудки которых отлично переваривали сухие ветки и бурьян.
Скала была взорвана, и
в пещере находился склад пороха и динамита. Дорога пока дошла только до этого места. Мы спустились к Череку, к мосту по «чертовой» лестнице, по отвесу, не тронутому инженерами. На том же месте стадо коз. Такой же мост из прутьев. Тот же подъем по осыпи, по тропинке, ведущей
в Безенги, к леднику у Каштан-тау. Горцы сказали мне, что как начали прокладывать дорогу, так
туры исчезли. С той поры не был я
в тех краях.
Неточные совпадения
На некоторое время глуповцы погрузились
в ожидание. Они боялись, чтоб их не завинили
в преднамеренном окормлении бригадира и чтоб опять не раздалось неведомо откуда:"туру-туру!"
— А что скрывается
в моем «тур-люр-лю»? — спросил подошедший флейтист, рослый детина с бараньими голубыми глазами и белокурой бородой. — Ну-ка, скажи?
Сверху, под белою простыней, лежала заячья шубка, крытая красным гарнитуром; [Гарнитур — толстая шелковая ткань, изготовляемая на французских фабриках
в Туре.] под нею было шелковое платье, затем шаль, и туда, вглубь, казалось, все лежало одно тряпье.
«Германия — прежде всего Пруссия. Апофеоз культуры неумеренных потребителей пива.
В Париже, сопоставляя Нотр Дам и
Тур д’Эйфель, понимаешь иронию истории, тоску Мопассана, отвращение Бодлера, изящные сарказмы Анатоля Франса.
В Берлине ничего не надо понимать, все совершенно ясно сказано зданием рейхстага и “Аллеей Победы”. Столица Пруссии — город на песке, нечто вроде опухоли на боку Германии, камень
в ее печени…»
И
в самом деле, если взять все эти пуанты и тур-де-форсы только сами по себе, получается какая-то глупая лошадиная дрессировка — и только.