Неточные совпадения
В Тамбове на базарной площади, пахнувшей постоянно навозом, а в базарные дни шумной и пьяной,
были лучшие тамбовские трактиры — Югова и Абакумыча. У последнего стояли два прекрасных фрейбергских бильярда, к которым и привел меня сыграть партию
любитель бильярда Вася в первые дни моего приезда. Но сыграть нам не пришлось: на одном играл с каким-то баритоном в золотых очках местный домовладелец Морозов, в долгополом сюртуке и сапогах бутылками, а на другом — два почтенных, кругленьких, коротеньких старичка...
Во многих лавках и закрытых клетках
пели соловьи, знаменитые курские соловьи, за которых
любители платили сотни рублей. На развале — пряники, изюм, чернослив, шептала, урюк горами высились. Гармонисты, песенники, рожечники, гусляры — повсюду. Около материй толпились бабы в паневах, сарафанах и платках и модные дамы-помещицы. Коридор и полы лавок
были мягки от свежего душистого сена и травы — душистой мяты и полыни.
Но самый центр
был — конская ярмарка.
Любители и коннозаводчики, десятки ремонтеров приезжали из всех гвардейских и армейских полков на эту ярмарку и безумно сорили деньгами. Все перемешалось, перепуталось: от крепостников до крепостных рабов, от артистов и музыкантов до сотен калек-нищих, слепых певцов и лирников. И все это наживало и по-своему богатело.
За кулисы проходили только настоящие
любители: Сатины, Ознобишины, из которых Илья Иванович, автор нескольких пьес и член Общества драматических писателей и Московского артистического кружка,
был сам прекрасный актер.
Таким же
любителем театра в Рязанском полку
был и адъютант Эльснер, ставивший солдатские спектакли, для которых Григорьев давал ему костюмы.
Узнаю, что в прошлом году театр держал Звездочкин, известный московский
любитель, и что этот Звездочкин и
есть князь Имеретинский. Служить у него считалось за большое счастье: он первый повысил актерам жалованье до неслыханных дотоле размеров. Звездочкин три раза
был антрепренером, неизбежно прогорал и снова жил то в Москве, то в Тамбове, где изредка выступал на сцене.
Впрочем, помню прекрасного Гувернера, которого я видел в 1876 году в Московском артистическом кружке, — это
был тоже не профессиональный актер, а
любитель.
Ваня Семилетов нашел нам квартиры дешевые, удобные, а кто хотел — и с харчами. Сам он жил у отца Белова, которого и взял портным в театр. Некоторые актеры встали на квартиры к местным жителям,
любителям драматического искусства. В Тамбов приехали Казаковы и Львов-Дитю. Григорий Иванович
был у больной дочери. Его роли перешли к Львову, и он в день открытия играл Городничего в «Ревизоре».
Бывали с этим колоссом и такие случаи: в семидесятых годах, во время самарского голода,
был в Москве, в Немчиновке, поставлен спектакль в пользу голодающих. Шло «Не в свои сани не садись». Русакова играл Николай Христофорович, а остальных изображал цвет московских
любителей: В. А. Mорозова (Дуню), Н. Л. Очкина, С. А. Кунича, Дм. И. Попов и другие.
Успех
был громадный, и впоследствии Бурлак стал по зимам выступать в дивертисментах как рассказчик, сперва
любителем, а потом попал он в Саратов в труппу Костромского. Так, шутя, начал свою блестящую карьеру Василий Николаевич Андреев-Бурлак.
Каждый московский театр имел свою публику. Самая требовательная и строгая публика
была в Малом театре. На первых представлениях всегда бывали одни и те же строгие, истинные
любители искусства. Люди, повидавшие все лучшее за границей, они в состоянии
были заплатить огромные деньги барышникам или при помощи связей и знакомств получить билеты из кассы.
Зато верхи
были шумливы и веселы. Истинные
любители оперы, неудавшиеся певцы, студенты, ученики разных музыкально-вокальных школ, только что начавших появляться тогда в Москве, попадающие обыкновенно в театр по контрамаркам и по протекции капельдинеров.
Были еще два театра — «Немчиновка» и «Секретаревка». Там играли кружки
любителей. Много из этих кружков вышло хороших актеров, театры эти сдавались внаймы на спектакль. И каждый кружок имел свою публику.
Первую содержал С. И. Напойкин, а вторую — С. Ф. Рассохин. Первая обслуживала главным образом московских
любителей и немногих провинциальных антрепренеров, а вторая широко развернула свое дело по всей провинции, включительно до Сибири и Кавказа. Печатных пьес, кроме классических (да и те редко попадались), тогда не
было: они или переписывались, или литографировались. Этим специально занимался Рассохин. От него театры получали все пьесы вместе с расписанными ролями.
Подмосковное село Владыкино, одно из любимых дачных мест, в половине прошлого века
было бедным погостом: церковка, кладбище, пяток домиков и речка Лихоборка, которая привлекала
любителей удить рыбу.
Неточные совпадения
Такие
есть любители — // Как кончится комедия, // За ширмочки пойдут, // Целуются, братаются, // Гуторят с музыкантами: // «Откуда, молодцы?» // — А
были мы господские, // Играли на помещика. // Теперь мы люди вольные, // Кто поднесет-попотчует, // Тот нам и господин!
Вронский и Каренина, по соображениям Михайлова, должны
были быть знатные и богатые Русские, ничего не понимающие в искусстве, как и все богатые Русские, но прикидывавшиеся
любителями и ценителями.
На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой Арфой, торчали
любители видов и наводили телескоп на Эльбрус; между ними
было два гувернера с своими воспитанниками, приехавшими лечиться от золотухи.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный
любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
Надобно заметить, что учитель
был большой
любитель тишины и хорошего поведения и терпеть не мог умных и острых мальчиков; ему казалось, что они непременно должны над ним смеяться.