Неточные совпадения
В
Кружке он также пил чаек с изюмом и медом, бывал на всех спектаклях и репетициях
Кружка, на всех премьерах
Малого театра, но в тот сезон сам не выступал на сцене: страдал астмой.
В том же году я служил помощником режиссера в Артистическом
кружке. Антрепренерствовал тогда там артист
Малого театра Н.Е. Вильде.
Эту сторону площади изменили эти два дома. Зато другая — с
Малым и Большим театром и дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только владелец Шелапутин почти незаметно сделал в доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой театр помещение закрывшегося Артистического
кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Я с ним познакомился в первые дни моего поступления в
Кружок, старшиной которого он был и ведал сценой. Он все вечера проводил в
Кружке, приходя поздно только в те дни, когда в
Малом театре бывали новые постановки. И всегда — с актерами — будь они большие, будь они
маленькие — днем завтракал в «Щербаках», а потом, когда они закрылись, к «Ливорно» и у Вельде, актерских ресторанчиках.
После завтрака Петр Платонович проводил меня до подъезда
Кружка. С этого дня началась наша дружба, скоро, впрочем, кончившаяся, так как я на Пасхе уехал на много лет в провинцию, ни разу не побывавши в этот сезон в
Малом, потому что был занят все спектакли, а постом
Малый театр закрывался.
П. А. Никитина Москва жаждала, но он упорно в ней отказывался выступать, хотя во время великопостных съездов актерских заезжал, бывал в
Кружке, но на все просьбы выступить отказывался, хотя и упрашивали первые персонажи
Малого театра, его друзья.
— «Поля»! «Поля»! — раздался шепот и громче других голос Горбунова, занявшего свое место в первом ряду, между Г. Н. Федотовой и небрежно одетым
маленьким человечком с русой бороденкой, спокойно дремавшим под гул аплодисментов. Это был драматург М. В. Кирилов-Корнеев, автор массы комедий, переводных и переделанных, которые чуть не ежедневно шли и в
Малом, и в
Кружке, и по всей провинции и давали ему большой заработок.
Как-то после одной из первых репетиций устроился общий завтрак в саду, которым мы чествовали московских гостей и на котором присутствовал завсегдатай театра, местный адвокат, не раз удачно выступавший в столичных судах, большой поклонник
Малого театра и член Московского артистического
кружка. Его речь имела за столом огромный успех. Он начал так...
Обед, вина, сервировка — всё это было очень хорошо, но всё это было такое, какое видела Дарья Александровна на званых обедах и балах, от которых она отвыкла, и с тем же характером безличности и напряженности; и потому в обыкновенный день и в
маленьком кружке всё это произвело на нее неприятное впечатление.
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот
маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Поверхность воды была бы совершенно гладкая, если бы на ней то тут, то там не появлялись беспрестанно
маленькие кружки, которые расходились все больше и больше, пока не пропадали совсем, а на место их появлялся новый кружок.
Как мы могли бы прекрасно устроить нашу жизнь, наш
маленький кружок из четырех лиц; кажется, и доверие взаимное есть, и любовь, и дружба, а мы делаем уступки, жертвы, не договариваем.
Неточные совпадения
Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они были отличные ребята. На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с
кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет; но всё это было уже гораздо слабее и
меньше, чем в Москве.
На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой — черная доска, на которой
кружками отмечались наши большие проступки и крестиками —
маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.
Он видел: вне
кружка Спивак люди подозревают, что он говорит
меньше, чем знает, и что он умалчивает о своей роли.
Самгин ушел, удовлетворенный ее равнодушием к истории с
кружком Пермякова. Эти
маленькие волнения ненадолго и неглубоко волновали его; поток, в котором он плыл, становился все уже, но — спокойнее, события принимали все более однообразный характер, действительность устала поражать неожиданностями, становилась менее трагичной, туземная жизнь текла так ровно, как будто ничто и никогда не возмущало ее.
Марина промолчала, занося что-то карандашом в
маленькую записную книжку. Рассказ Самгина о
кружке Пермякова не заинтересовал ее, — послушав, она равнодушно сказала: