— Вот что я тебе, Абрам, скажу по-дружески: послушайся меня и, если исполнишь мой совет, то
будешь ты опять богат. Вот у тебя хлыст в руках, прикажи сейчас же отпереть все конюшни и всех до одной лошадей выгони в поле, ворота запри, а сам на поезд на два месяца в Крым. Иди и не оглядывайся!
Неточные совпадения
Тяжким воздухом свинцовым
Четверть века
ты дышал,
Был всегда к труду готовым,
День работал, ночь не спал.
Велика твоя заслуга:
Средь рабочей суеты
Для чужого и для друга
Был всегда отзывчив
ты.
С честью званье человека
Носишь в жизни
ты своей…
Счастлив
будь! Чрез четверть века
Справим новый юбилей!
— За что? У
тебя фирма
есть —
тебя печатаем, чего же
тебе еще? Ну и кормись сам.
— Следовало бы
тебя послушать, богат
был бы, — сказал он, хлопнув меня по плечу и улыбаясь.
— На что мне твоя грамотность. У меня на то корректора
есть. Ольга Михайловна все поправит!
Ты только пиши правду, соврешь — беда
будет!
В конце концов Н.И. Пастухов смягчался, начинал говорить уже не вы, а
ты и давал пятьдесят рублей. Но крупных гонораров платить не любил и признавал пятак за прозу и гривенник за стихи. Тогда в Москве жизнь дешевая
была. Как-то во время его обычного обеда в трактире Тестова, где за его столом всегда собирались сотрудники, ему показали сидевшего за другим столом поэта Бальмонта.
— Стало
быть, не
ты! Врешь! А, ну-ка, побожись!
— Поджог, — ответил он как-то сразу, а потом, посмотрев на мой костюм, добавил строго: — А
ты кто такой за человек
есть?
— Сегодня к двенадцати генерал-губернатор, князь В.А. Долгоруков, вызывает, купцы нажаловались, беда
будет, а
ты приходи в четыре часа в тестовский трактир, я от князя прямо туда. Ехать боюсь!
— Вчера мне исправник Афанасьев дал.
Был я у него в уездном полицейском управлении, а он мне его по секрету и дал. Тут за несколько лет собраны протоколы и вся переписка о разбойнике Чуркине. Я
буду о нем роман писать. Тут все его похождения, а
ты съезди в Гуслицы и сделай описание местностей, где он орудовал. Разузнай, где он бывал, трактиры опиши, дороги, притоны… В Законорье у него домишко
был, подробнее собери сведения. Я
тебе к становому карточку от исправника дам, к нему и поедешь.
— Ничего я не читал!
Буду писать —
буду и читать. По порядку писать
буду. А
ты все врешь. Еще разок-другой съезди, — смягчился он. — Молчок, где
был, куда ездил — никому! О Чуркине ни гугу, и слово это забудь!
— А
пить не следует… — серьезно покачал Н.И. Пастухов своей седой головой. —
Ты где живешь-то?
— Пусть Бог отомстит
тебе за меня! Ежели у
тебя есть дети, пусть он их у
тебя отнимет, как
ты у меня моего сыночка бедного отнял!
— Ах, забияка! Вот я
тебя! — и стучит в стекло пальцем на воробья, который синичку клюнул… Затем идет в кабинет и работает. Перед обедом выходит в лес гулять, и за ним три его любимые собаки: Бутылка, Стакан и огромная мохнатая Рюмка, которые
были приучены так, что ни на одну птицу не бросались; а после обеда спит до девяти часов.
— Влас, у
тебя есть время?
— Должно
быть, в смерче крутился! Пиши, я
тебе мешать не
буду. Посылай гранки!
Меня, — продолжал рассказ В.М. Дорошевич, — принял судебный следователь Баренцевич, которому я отрекомендовался репортером: «Опоздали, батенька! Гиляровский из „Русских ведомостей“ уже
был и все знает. Только сейчас вышел… Вон едет по дороге!» Я
был оскорблен в лучших своих чувствах, и как я
тебя в тот миг ненавидел!
— Очень благодарен, г-н поручик. Извиняюсь… лишка
выпил… — И уж совсем другим тоном к буфетчику: — Эй,
ты, сколько с меня?
— Попробуем что-нибудь сделать; здесь проездом Суворин, я сегодня его увижу и попрошу, чтоб он записал
тебя мне в помощники по Москве и выхлопотал
тебе корреспондентский билет, ему ни в чем не откажут,
ты же наш сотрудник притом. Тогда
ты будешь писать в «Русские ведомости», а мне поможешь для «Нового времени» в Нижнем на выставке.
— А знаешь,
ты это верно… Не сломай — несчастья не
было бы.
Жаль, что
ты Амфитеатров,
Жаль, что держишь
ты театр…
Лучше
был бы
ты Театров
И ходил в амфитеатр!
— Идем, скорей, скорей! Иначе
будет поздно! Сейчас за
тобой придут. Скорей!
— Милый Василий Степанович! Послушай, что я
тебе скажу, только дай мне слово, что обо всем, что услышишь, никогда никому не заикнешься. Я
тебя люблю, считаю своим другом и
буду с
тобой откровенен.
— Изволь. Это
было ровно двадцать пять лет назад. В тот год, когда
ты купил у Пловойского Мирзу — одного из четырех жеребцов персидских.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
Содержание было то самое, как он ожидал, но форма была неожиданная и особенно неприятная ему. «Ани очень больна, доктор говорит, что может быть воспаление. Я одна теряю голову. Княжна Варвара не помощница, а помеха. Я ждала тебя третьего дня, вчера и теперь посылаю узнать, где ты и что ты? Я сама хотела ехать, но раздумала, зная, что это
будет тебе неприятно. Дай ответ какой-нибудь, чтоб я знала, что делать».
Кто б ни
был ты, о мой читатель, // Друг, недруг, я хочу с тобой // Расстаться нынче как приятель. // Прости. Чего бы ты за мной // Здесь ни искал в строфах небрежных, // Воспоминаний ли мятежных, // Отдохновенья ль от трудов, // Живых картин, иль острых слов, // Иль грамматических ошибок, // Дай Бог, чтоб в этой книжке ты // Для развлеченья, для мечты, // Для сердца, для журнальных сшибок // Хотя крупицу мог найти. // За сим расстанемся, прости!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они
едят, а я не
ем? Отчего же я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и я?
Осип. Послушай, малый:
ты, я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь
поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. А, черт возьми, славно
быть генералом! Кавалерию повесят
тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна, красную или голубую?