Неточные совпадения
Основал ее писатель Н.Ф. Павлов и начал печатать в своей типографии в доме Клевезаль, против Мясницкой части. Секретарем
редакции был Н.С. Скворцов, к которому, после смерти Павлова, в 1864 году перешла газета, — и сразу
стала в оппозицию «Московским ведомостям» М.Н. Каткова и П.М. Леонтьева.
Когда я
стал в
редакции писать заметку, то хватился часов и цепочки с именным брелоком: в давке и суматохе их стащили у меня.
Все, кроме В.М. Соболевского и Н.И. Бларамберга, да еще А.И. Чупрова, изредка бывавшего в
редакции,
стали какими-то высокопарными, уселись по отдельным кабинетам.
Интересные сведения и даже целые
статьи, появившиеся накануне в петербургских газетах, на другой день перепечатывались в Москве на сутки раньше других московских газет, так как «Московский телеграф» имел свой собственный телеграфный провод в Петербург, в одной из комнат
редакции, помещавшейся на Петровке в доме Московского кредитного общества.
Стихи ходили по Москве. Кто их прислал в
редакцию, так и осталось неизвестным. Я больше не бывал в «Будильнике» — уж очень он
стал елейно юмористический.
Время от времени отрываясь от судебных и общественных дел, сам Н.Л. Казецкий
становился во главе газеты — в
редакции гремел гром и сверкали молнии.
Весело и дружно работала
редакция «Курьера». Прошел второй год издания, но цензура
становилась все строже, конкурировать с бесцензурными газетами было все труднее и труднее.
Цензура придиралась, закрывая розницу, лишала объявлений. Издательские карманы
стали это чувствовать, что отозвалось и на сотрудниках. Начались недоумения, нелады: кружок марксистов держался особняком, кое-кто из сотрудников ушел. Цензура свирепствовала, узнав, какие враги существующего порядка состоят в
редакции. Гранки, перечеркнутые цензурой, возвращались пачками, а иногда и самого редактора вызывали в цензуру и, указывая на гранки, обвиняли чуть не в государственном преступлении.
«Курьер» вступил в четвертый год издания. В
редакции шли какие-то недоразумения. Редактировал газету некоторое время В.П. Потемкин, сыпались кары на газету — цензура
становилась злее с каждым днем.
«Тридцать лет тому назад я принес в
редакцию „Русской мысли“ свою первую
статью, которая и была напечатана в 1882 году („Старатели“).
Редакция поместилась в бывшем магазине Лукутина, где продавались его знаменитые изделия из папье-маше. Одновременно И.Д. Сытин выстроил в приобретенном у Н.А. Лукутина владении четырехэтажный корпус на дворе, где разместилась
редакция и типография и где
стало печататься «Русское слово» на новых ротационных машинах. Рядом И.Д. Сытин выстроил другой корпус, для
редакции, с подъемными машинами для своих изданий.
Когда В.М. Дорошевич появлялся в
редакции, то все смолкало. Он шествовал к себе в кабинет, принимал очень по выбору, просматривал каждую
статью и, кроме дневных приемов, просиживал за чтением гранок ночи до выхода номера.
Дня через три после этого меня вызвали в Выставочный комитет и предложили мне командировку — отправиться по Волге, посетить
редакции газет в Казани, в Самаре, в Симбирске и в Саратове и написать в газетах по
статье о выставке, а потом предложили проехать на кавказские курорты и тоже написать в курортных газетах.
Я прошел в контору
редакции и, заплатив девять рублей, сдал объявление о выставке, такое, какое вывешено было на пароходе и вывешивается всюду, а на другой день в
редакцию сдал
статью, от которой отказаться было нельзя: напечатанным объявлением о готовности выставки редактор сжег свои корабли.
Неточные совпадения
Самгин принимал его речи, как полуумный лепет Диомидова, от этих речей
становилось еще скучнее, и наконец скука погнала его в
редакцию.
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из
редакции за
статью, излагавшую ссору одного из губернаторов с архиереем; светская власть обнаружила в
статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Он дорогой придумал до десяти
редакций последнего разговора с ней. И тут опять воображение
стало рисовать ему, как он явится ей в новом, неожиданном образе, смелый, насмешливый, свободный от всяких надежд, нечувствительный к ее красоте, как она удивится, может быть… опечалится!
Познакомившись с
редакциями, Иван Федорович все время потом не разрывал связей с ними и в последние свои годы в университете
стал печатать весьма талантливые разборы книг на разные специальные темы, так что даже
стал в литературных кружках известен.
Показание о шестой тысяче принято было с необыкновенным впечатлением допрашивающими. Понравилась новая
редакция: три да три, значит, шесть,
стало быть, три тысячи тогда да три тысячи теперь, вот они и все шесть, выходило ясно.