Цитаты со словом «где»
Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого,
где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.
Там,
где недавно, еще на моей памяти, были болота, теперь — асфальтированные улицы, прямые, широкие.
В них входят стадионы — эти московские колизеи,
где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи развивают свои силы, подготовляют себя к геройским подвигам и во льдах Арктики, и в мертвой пустыне Кара-Кумов, и на «Крыше мира», и в ледниках Кавказа.
Москва вводится в план. Но чтобы создать новую Москву на месте старой, почти тысячу лет строившейся кусочками,
где какой удобен для строителя, нужны особые, невиданные доселе силы…
Это стало возможно только в стране,
где Советская власть.
«Дубинушку» пели, заколачивая сваи как раз на том месте,
где теперь в недрах незримо проходит метро.
Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер»,
где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев…
Дома,
где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова).
Во время моих скитаний по трущобам и репортерской работы по преступлениям я часто встречался с Рудниковым и всегда дивился его уменью найти след там,
где, кажется, ничего нет. Припоминается одна из характерных встреч с ним.
— А за то, что я тебе не велел ходить ко мне на Хитров.
Где хошь пропадай, а меня не подводи. Тебя ищут… Второй побег. Я не потерплю!..
— А коли ты человек —
где пальто, которое тебе Сашка Пономарь сегодня принес?
Иногда бывали обходы, но это была только видимость обыска: окружат дом,
где поспокойнее, наберут «шпаны», а «крупные» никогда не попадались.
— Горла, говоришь? А нос у тебя
где?
Около полуночи мы быстро шагали по Свиньинскому переулку, чтобы прямо попасть в «Утюг»,
где продолжалось пьянство после «Каторги», закрывавшейся в одиннадцать часов.
Мы быстро пересекли площадь. Подколокольный переулок, единственный,
где не было полиции, вывел нас на Яузский бульвар. А железо на крышах домов уже гремело. Это «серьезные элементы» выбирались через чердаки на крышу и пластами укладывались около труб, зная, что сюда полиция не полезет…
Как-то полиция арестовала Степку и отправила в пересыльную,
где его заковали в кандалы. Смотритель предложил ему...
И прямо — в «вагончик», к «княжне», которой дал слово, что придет. Там произошла сцена ревности. Махалкин избил «княжну» до полусмерти. Ее отправили в Павловскую больницу,
где она и умерла от побоев.
Ужасные иногда были ночи на этой площади,
где сливались пьяные песни, визг избиваемых «марух» да крики «караул». Но никто не рисковал пойти на помощь: раздетого и разутого голым пустят да еще изобьют за то, чтобы не лез куда не следует.
Дома Хитровского рынка были разделены на квартиры — или в одну большую, или в две-три комнаты, с нарами, иногда двухэтажными,
где ночевали бездомники без различия пола и возраста.
Где нищие, там и дети — будущие каторжники. Кто родился на Хитровке и ухитрился вырасти среди этой ужасной обстановки, тот кончит тюрьмой. Исключения редки.
Добронравов берег у себя, как реликвию, наклеенную на папку вырезку из газеты,
где был напечатан погубивший его фельетон под заглавием «Раешник».
Тогда ночлежники первым делом разломали каморки съемщиков, подняли доски пола,
где разыскали целые склады бутылок с водкой, а затем и самые стенки каморок истопили в печках.
По Солянке было рискованно ходить с узелками и сумками даже днем, особенно женщинам: налетали хулиганы, выхватывали из рук узелки и мчались в Свиньинский переулок,
где на глазах преследователей исчезали в безмолвных грудах кирпичей. Преследователи останавливались в изумлении — и вдруг в них летели кирпичи. Откуда — неизвестно… Один, другой… Иногда проходившие видели дымок, вьющийся из мусора.
Его сестра, О. П. Киреева, — оба они были народники — служила акушеркой в Мясницкой части, была любимицей соседних трущоб Хитрова рынка,
где ее все звали по имени и отчеству; много восприняла она в этих грязных ночлежках будущих нищих и воров, особенно, если, по несчастью, дети родились от матерей замужних, считались законными, а потому и не принимались в воспитательный дом, выстроенный исключительно для незаконнорожденных и подкидышей.
Внизу была большая квартира доктора,
где я не раз бывал по субботам, где у Софьи Петровны, супруги доктора, страстной поклонницы литераторов и художников, [С нее А. Чехов написал «Попрыгунью».
— Примеч. авт.] устраивались вечеринки,
где читали, рисовали и потом ужинали.
Я прошел в следующую комнату,
где кипел самовар.
Вернувшись, Ольга Петровна рассказала мне обыкновенную хитровскую историю: на помойке ночлежки нашли солдатку-нищенку,
где она разрешилась от бремени этим самым младенцем.
Любимое место у них было под Сокольниками, на Ширяевом поле,
где тогда навезли целые бунты толстенных чугунных труб для готовившейся в Москве канализации.
Много их попадало в Рукавишниковский исправительный приют, много их высылали на родину, а шайки росли и росли, пополняемые трущобами,
где плодилась нищета, и беглыми мальчишками из мастерских, где подчас жизнь их была невыносима.
Через минуту Коське передали сумочку, и он убежал с ней стремглав, но не в условленное место, в Поляковский сад на Бронной,
где ребята обыкновенно «тырбанили слам», а убежал он по бульварам к Трубе, потом к Покровке, а оттуда к Мясницкой части, где и сел у ворот, в сторонке. Спрятал под лохмотья сумку и ждет.
Через год она мне показала единственное письмо от Коськи,
где он сообщает — письмо писано под его диктовку, — что пришлось убежать от своих «ширмачей», «потому, что я их обманул и что правду им сказать было нельзя… Убежал я в Ярославль, доехал под вагоном, а оттуда попал летом в Астрахань, где работаю на рыбных промыслах, а потом обещали меня взять на пароход. Я выучился читать».
Сухаревский торговец покупал там,
где несчастье в доме, когда все нипочем; или он «укупит» у не знающего цену нуждающегося человека, или из-под полы «товарца» приобретет, а этот «товарец» иногда дымом поджога пахнет, иногда и кровью облит, а уж слезами горькими — всегда.
Я много лет часами ходил по площади, заходил к Бакастову и в другие трактиры,
где с утра воры и бродяги дуются на бильярде или в азартную биксу или фортунку, знакомился с этим людом и изучал разные стороны его быта. Чаще всего я заходил в самый тихий трактир, низок Григорьева, посещавшийся более скромной Сухаревской публикой: тут игры не было, значит, и воры не заходили.
Дружил с ворами, громилами и главным образом с шулерами, бывая в игорных домах,
где его не стеснялись.
— Чтоб была у меня пушка! Свалите ее на Антроповых ямах в бурьян… Чтоб завтра пушка оказалась,
где приказано.
И он жил в таком переулке,
где днем торговля идет, а ночью ни одной души не увидишь.
Добивает Цаплю всеведущий сыщик и идет дальше, к ювелирным палаткам,
где выигравшие деньги шулера обращают их в золотые вещи, чтоб потом снова проиграться на мельницах…
Все Смолин знает — не то, что
где было, а что и когда будет и где…
Это была книжная биржа, завершавшаяся на Сухаревке,
где каждый постоянный покупатель знал каждого букиниста и каждый букинист знал каждого покупателя: что ему надо и как он платит.
— А рука-то
где! А вы говорите!
— Вот вам десять рублей. Я беру картину. Но если она не настоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых,
где сегодня Репин обедает, и покажу ему.
— Теперь не надо. Опосля понадобится. Лишнее знание не повредит. Окромя пользы, от этого ничего. Может, что знакомым понадобится, вот и знаете,
где купить, а каков товар — своими глазами убедились.
И балаган всегда полон,
где Юшка орет.
Один из посетителей шмаровинских «сред», художник-реставратор, возвращался в одно из воскресений с дачи и прямо с вокзала, по обыкновению, заехал на Сухаревку,
где и купил великолепную старую вазу, точь-в-точь под пару имеющейся у него.
В екатерининские времена на этом месте стоял дом, в котором помещалась типография Н. И. Новикова,
где он печатал свои издания. Дом этот был сломан тогда же, а потом, в первой половине прошлого столетия, был выстроен новый, который принадлежал генералу Шилову, известному богачу, имевшему в столице силу, человеку, весьма оригинальному: он не брал со своих жильцов плату за квартиру, разрешал селиться по сколько угодно человек в квартире, и никакой не только прописки, но и записей жильцов не велось…
«Иваны», являясь с награбленным имуществом, с огромными узлами, а иногда с возом разного скарба на отбитой у проезжего лошади, дожидались утра и тащили добычу в лавочки Старой и Новой площади, открывавшиеся с рассветом. Ночью к этим лавочкам подойти было нельзя, так как они охранялись огромными цепными собаками. И целые возы пропадали бесследно в этих лавочках, пристроенных к стене,
где имелись такие тайники, которых в темных подвалах и отыскать было нельзя.
В дни существования «Шиповской крепости» главным разбойничьим притоном был близ Яузы «Поляков трактир», наполненный отдельными каморками,
где производился дележ награбленного и продажа его скупщикам. Здесь собирались бывшие люди, которые ничего не боялись и ни над чем не задумывались…
Их согнали вниз, даже не арестовывали, а просто выгнали из дома, и они бросились толпами на пустыри реки Яузы и на Хитров рынок,
где пооткрывался ряд платных ночлежных домов.
Неточные совпадения
Миновали вокзалы, переползли через сугроб и опять зашагали посредине узких переулков вдоль заборов, разделенных деревянными домишками и запертыми наглухо воротами. Маленькие окна отсвечивали кое-где желтокрасным пятнышком лампадки… Темь, тишина, сон беспробудный.
И вдруг — сначала в одном дворе, а потом и в соседних ему ответили проснувшиеся петухи. Удивленные несвоевременным пением петухов, сначала испуганно, а потом зло залились собаки. Ольховцы ожили. Кое-где засветились окна, кое-где во дворах застучали засовы, захлопали двери, послышались удивленные голоса: «Что за диво! В два часа ночи поют петухи!»
Он прожил где-то в захолустном городишке на глубоком севере несколько лет, явился в Москву на Хитров и навсегда поселился в этой квартире.
Она по зимам занималась стиркой в ночлежках, куда приходили письма от мужа ее, солдата, где-то за Ташкентом, а по летам собирала грибы и носила в Охотный.
Цитаты из русской классики со словом «где»
Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да
где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Вечером, сидя у огня, я беседовал с Сунцаем. Он сообщил мне, что долинка речки,
где мы стали биваком, считается у удэхейцев нечистым местом, а в особенности лес в нижней части ее с правой стороны. Здесь обиталище чорта Боко, благодаря козням которого люди часто блуждают по лесу и не могут найти дорогу. Все удэхейцы избегают этого места, сюда никто не ходит на охоту и на ночлег останавливаются или пройдя или не доходя речки.
Он прошел окраины сада, полагая, что Веру нечего искать там,
где обыкновенно бывают другие, а надо забираться в глушь, к обрыву, по скату берега,
где она любила гулять. Но нигде ее не было, и он пошел уже домой, чтоб спросить кого-нибудь о ней, как вдруг увидел ее сидящую в саду, в десяти саженях от дома.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда-то, кто говорил, что он верно опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было, и никто не знал,
где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что должно быть и Ермолов там.
И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск, и ты переезжаешь себе из тюрьмы в тюрьму и говоришь, осматривая новое обиталище: „Нет, вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть и в бабки, так есть место, да и общества больше!“ Абакум Фыров! ты, брат, что?
где, в каких местах шатаешься?
Предложения со словом «где»
- Его вывели из нагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек в таком же виде.
- Я осталась стоять где стояла, вглядываясь в каждую деталь старинного зеркала, оставленного здесь прежними владельцами.
- Вот уж где можно смело сказать – мы знаем, что ничего не знаем о ней.
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «где»
- Как часто бывает, уцелели самые слабые и беспомощные: жизнь порой прячется в оболочке, где ее меньше всего рассчитывает отыскать смерть.
- Магдалина билась и рыдала.
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взгянуть и не посмел.
- Нескрещенные взгляды
Не знают, где им лечь.
И только слезы рады,
Что можно долго течь.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно