Цитаты со словом «этой»
Я — москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести
это слово, вкладывая в него всего себя. Я — москвич!
Когда-то на месте
этой каменной лестницы, на Болоте, против Кремля, стояла на шесте голова Степана Разина, казненного здесь.
В них входят стадионы —
эти московские колизеи, где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи развивают свои силы, подготовляют себя к геройским подвигам и во льдах Арктики, и в мертвой пустыне Кара-Кумов, и на «Крыше мира», и в ледниках Кавказа.
Это стало возможно только в стране, где Советская власть.
Москва уже на пути к тому, чтобы сделаться первым городом мира.
Это на наших глазах.
Безветренный снег валил густыми хлопьями, сквозь его живую вуаль изредка виднелись какие-то светлевшие пятна, и, только наткнувшись на деревянный столб, можно было удостовериться, что
это фонарь для освещения улиц, но он освещал только собственные стекла, залепленные сырым снегом.
— Во,
это Рязанский вокзал! — указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие половину второго.
—
Это на Басманной. А это Ольховцы… — пояснил вожатый. И вдруг запел петухом: — Ку-ка-ре-ку!..
Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи;
это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки гремят цепями и бесятся.
—
Это Разгуляй, а это дом колдуна Брюса, — пояснил Костя.
Мне показалось
это очень дорого.
Ему показалось
это очень дешево. Я пошел. Он двинулся за мной.
Из переулка поворачивал на такой же, как и наша, косматой лошаденке странный экипаж. Действительно, какая-то гитара на колесах. А впереди — сиденье для кучера. На
этой «гитаре» ехали купчиха в салопе с куньим воротником, лицом и ногами в левую сторону, и чиновник в фуражке с кокардой, с портфелем, повернутый весь в правую сторону, к нам лицом.
—
Эту лошадь — завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут товар в Москву и половину лошадей распродадут…
— Жандармы. Из Питера в Сибирь везут. Должно, важнеющих каких. Новиков-сын на первой сам едет.
Это его самолучшая тройка. Кульерская. Я рядом с Новиковым на дворе стою, нагляделся.
— В Сибирь на каторгу везут:
это — которые супротив царя идут, — пояснил полушепотом старик, оборачиваясь и наклоняясь ко мне.
Пока мой извозчик добивался ведра в очереди, я на все успел насмотреться, поражаясь суете, шуму и беспорядочности
этой самой тогда проезжей площади Москвы… Кстати сказать, и самой зловонной от стоянки лошадей.
Рядом со мной, у входа в Малый театр, сидит единственный в Москве бронзовый домовладелец, в том же самом заячьем халатике, в котором он писал «Волки и овцы». На стене у входа я читаю афишу
этой пьесы и переношусь в далекое прошлое.
В тумане двигаются толпы оборванцев, мелькают около туманных, как в бане, огоньков.
Это торговки съестными припасами сидят рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше называют «собачья радость»…
Хитровские «гурманы» любят лакомиться объедками. «А ведь
это был рябчик!» — смакует какой-то «бывший».
Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам.
«Обратник», вернувшийся из Сибири или тюрьмы, не миновал
этого места.
Мрачное зрелище представляла собой Хитровка в прошлом столетии. В лабиринте коридоров и переходов, на кривых полуразрушенных лестницах, ведущих в ночлежки всех этажей, не было никакого освещения. Свой дорогу найдет, а чужому незачем сюда соваться! И действительно, никакая власть не смела сунуться в
эти мрачные бездны.
— Соседи сработали… С Хитрова.
Это уж у нас бывалое дело. Забыли окно запереть! — сказала старая кухарка.
Зашли в одну из ночлежек третьего этажа. Там та же история: отворилось окно, и мелькнувшая фигура исчезла в воздухе.
Эту ночлежку Болдоха еще не успел предупредить.
— А ведь
это Степка Махалкин! За то и Махалкиным прозвали, что сигать с крыш мастак. Он?
— Ну, вот он есть, Махалкин. А
это ты, Лавров? Ну-ка вылазь, покажись барину.
—
Это наш протодьякон, — сказал Рудников, обращаясь ко мне. Из-под нар вылез босой человек в грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывавшей могучую шею и здоровенные плечи.
Иногда бывали обходы, но
это была только видимость обыска: окружат дом, где поспокойнее, наберут «шпаны», а «крупные» никогда не попадались.
— Ах, как бы я хотел посмотреть знаменитый Хитров рынок и
этих людей, перешедших «рубикон жизни». Хотел бы, да боюсь. А вот хорошо, если б вместе нам отправиться!
Я, конечно, был очень рад сделать
это для Глеба Ивановича, и мы в восьмом часу вечера (это было в октябре) подъехали к Солянке. Оставив извозчика, пешком пошли по грязной площади, окутанной осенним туманом, сквозь который мерцали тусклые окна трактиров и фонарики торговок-обжорок. Мы остановились на минутку около торговок, к которым подбегали полураздетые оборванцы, покупали зловонную пищу, причем непременно ругались из-за копейки или куска прибавки, и, съев, убегали в ночлежные дома.
Торговки,
эти уцелевшие оглодки жизни, засаленные, грязные, сидели на своих горшках, согревая телом горячее кушанье, чтобы оно не простыло, и неистово вопили...
— Так на хитровском жаргоне называется трактир, вот
этот самый!
Женщина успела выскочить на улицу, оборванец был остановлен и лежал уже на полу: его «успокоили».
Это было делом секунды.
Я объясняю Глебу Ивановичу, что
это «фартовый» гуляет. А он все просит меня...
— И
это перл творения — женщина! — думал вслух Глеб Иванович.
— Нет, постой, что же
это? Ты принес? — спросил Глеб Иванович.
— Нет, нет, все ему отдай… Все. За его удивительную честность. Ведь
это…
Словом,
это был не кто иной, как знаменитый П. Г. Зайчневский, тайно пробравшийся из места ссылки на несколько дней в Москву.
— Черт знает…
Это уже хужее!
Мы быстро пересекли площадь. Подколокольный переулок, единственный, где не было полиции, вывел нас на Яузский бульвар. А железо на крышах домов уже гремело.
Это «серьезные элементы» выбирались через чердаки на крышу и пластами укладывались около труб, зная, что сюда полиция не полезет…
Это замаскированный вход в тайник под землей, куда не то что полиция — сам черт не полезет.
Бывало, что босяки, рожденные на Хитровке, на ней и доживали до седых волос, исчезая временно на отсидку в тюрьму или дальнюю ссылку.
Это мальчики.
Они ютились больше в «вагончике».
Это был крошечный одноэтажный флигелек в глубине владения Румянцева. В первой половине восьмидесятых годов там появилась и жила подолгу красавица, которую звали «княжна». Она исчезала на некоторое время из Хитровки, попадая за свою красоту то на содержание, то в «шикарный» публичный дом, но всякий раз возвращалась в «вагончик» и пропивала все свои сбережения. В «Каторге» она распевала французские шансонетки, танцевала модный тогда танец качучу.
На
этом бульваре, как значилось в той же адресной книге, стоял другой дом генерал-майора Хитрова, № 39.
В
этом громадном владении и образовался Хитров рынок, названный так в честь владельца этой дикой усадьбы.
Десятки лет и печать, и дума, и администрация вплоть до генерал-губернатора, тщетно принимали меры, чтобы уничтожить
это разбойное логово.
Владельцы
этих дворцов возмущались страшным соседством, употребляли все меры, чтобы уничтожить его, но ни речи, гремевшие в угоду им в заседаниях думы, ни дорого стоящие хлопоты у администрации ничего сделать не могли.
Цитаты из русской классики со словом «этой»
Ассоциации к слову «этой»
Предложения со словом «этот»
- Эти задачи, однако, будут определены нашими указаниями, которые пока ещё не даны, но теперь уже пришло время это сделать.
- Эти слова французского врача, написанные в 1545 году, могли бы принадлежать любому всесторонне образованному человеку этого времени, желающему дать характеристику своему веку.
- Это серьёзнее – одно слово этого человека могло бы поднять на воздух, как пёрышко, целый мир парламентских говорунов, дипломатов и бюрократов…
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «этот»
- Гений — это нация в одном лице.
- Хорошая книга — это ручеек, по которому в человеческую душу втекает добро.
- Никогда мы не знаем, что именно может повернуть нашу жизнь, скривить ее линию. Нам это не дано.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно