Неточные совпадения
«Кулаковкой» назывался не один
дом, а ряд
домов в огромном владении Кулакова между Хитровской площадью и Свиньинским переулком. Лицевой
дом, выходивший узким
концом на площадь, звали «Утюгом». Мрачнейший за ним ряд трехэтажных зловонных корпусов звался «Сухой овраг», а все вместе — «Свиной
дом». Он принадлежал известному коллекционеру Свиньину. По нему и переулок назвали. Отсюда и кличка обитателей: «утюги» и «волки Сухого оврага».
Только с уничтожением толкучки в
конце восьмидесятых годов очистилась Старая площадь, и «Шипов
дом» принял сравнительно приличный вид.
На дворе огромного владения Ляпиных сзади особняка стояло большое каменное здание, служившее когда-то складом под товары, и его в
конце семидесятых годов Ляпины перестроили в жилой
дом, открыв здесь бесплатное общежитие для студентов университета и учеников Училища живописи и ваяния.
В
конце прошлого столетия при канализационных работах наткнулись на один из таких ходов под воротами этого
дома, когда уже «Ада» не было, а существовали лишь подвальные помещения (в одном из них помещалась спальня служащих трактира, освещавшаяся и днем керосиновыми лампами).
Мосолов, сам тамбовский помещик, сдал
дом под номера какому-то земляку-предпринимателю, который умер в
конце восьмидесятых годов, но и его преемник продолжал хранить традиции первого.
В первый раз в жизни я услыхал это слово в
конце первого года империалистической войны, когда население нашего
дома, особенно надворных флигелей, увеличилось беженцами из Польши.
На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание бывшего булочника Филиппова, который его перестроил в
конце столетия из длинного двухэтажного
дома, принадлежавшего его отцу, популярному в Москве благодаря своим калачам и сайкам.
Отыскали новое помещение, на Мясницкой. Это красивый
дом на углу Фуркасовского переулка. Еще при Петре I принадлежал он Касимовскому царевичу, потом Долгорукову, умершему в 1734 году в Березове в ссылке, затем Черткову, пожертвовавшему свою знаменитую библиотеку городу, и в
конце концов купчиха Обидина купила его у князя Гагарина, наследника Чертковых, и сдала его под Кружок.
В
конце девяностых годов была какая-то политическая демонстрация, во время которой от
дома генерал-губернатора расстреливали и разгоняли шашками жандармы толпу студентов и рабочих. При появлении демонстрации все магазины, конечно, на запор.
Первый
дом назывался между своими людьми «Чебышевская крепость», или «Чебыши», а второй величали «Адом». Это — наследие нечаевских времен. Здесь в
конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы и еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка «Ад».
Третий
дом на этой улице, не попавший в руки купечества, заканчивает правую сторону Большой Дмитровки, выходя и на бульвар. В
конце XVIII века
дом этот выстроил ротмистр Талызин, а в 1818 году его вдова продала
дом Московскому университету. Ровно сто лет, с 1818 по 1918 год, в нем помещалась университетская типография, где сто лет печатались «Московские ведомости».
Продолжением этого сада до Путинковского проезда была в те времена грязная Сенная площадь, на которую выходил ряд
домов от Екатерининской больницы до Малой Дмитровки, а на другом ее
конце, рядом со Страстным монастырем, был большой
дом С. П. Нарышкиной. В шестидесятых годах Нарышкина купила Сенную площадь, рассадила на ней сад и подарила его городу, который и назвал это место Нарышкинским сквером.
После смерти Шувалова, в
конце девяностых годов, Волконский сдал свой
дом в аренду кондитеру Завьялову. На роскошном барском особняке появилась вывеска...
До этого известно только, что в
конце шестидесятых годов
дом был занят пансионом Репмана, где учились дети богатых людей, а весь период от отъезда Волконской до Репмана остается неизвестным.
Домом по очереди владели купцы Носовы, Ланины, Морозовы, и в
конце девяностых годов его приобрел петербургский миллионер Елисеев, колониалыцик и виноторговец, и приступил к перестройке. Архитектор, привезенный Елисеевым, зашил весь
дом тесом, что было для Москвы новинкой, и получился гигантский деревянный ящик, настолько плотный, что и щелочки не осталось.
Вода, жар и пар одинаковые, только обстановка иная. Бани как бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них и теперь стоят, как были, и в тех же
домах, как и в
конце прошлого века, только публика в них другая, да старых хозяев, содержателей бань, нет, и память о них скоро совсем пропадет, потому что рассказывать о них некому.
Там, где до 1918 года было здание гостиницы «Националь», в
конце прошлого века стоял
дом постройки допетровских времен, принадлежавший Фирсанову, и в нижнем этаже его был излюбленный палаточными торговцами Охотного ряда трактир «Балаклава» Егора Круглова.
Неточные совпадения
Результатом такой усиленной административной деятельности было то, что к
концу его градоначальничества Глупов представлял беспорядочную кучу почерневших и обветшавших изб, среди которых лишь съезжий
дом гордо высил к небесам свою каланчу.
Княгиня Бетси, не дождавшись
конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному
дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
— А я стеснен и подавлен тем, что меня не примут в кормилицы, в Воспитательный
Дом, — опять сказал старый князь, к великой радости Туровцына, со смеху уронившего спаржу толстым
концом в соус.
В
конце зимы в
доме Щербацких происходил консилиум, долженствовавший решить, в каком положении находится здоровье Кити и что нужно предпринять для восстановления ее ослабевающих сил.
У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь — и явился где-нибудь в
конце города
дом, купленный на имя жены, потом в другом
конце другой
дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями.