Неточные совпадения
Там, где в болоте по ночам раздавалось кваканье лягушек и неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями окна дворца обжорства, перед которым стояли день и ночь дорогие дворянские запряжки, иногда еще
с выездными лакеями в ливреях. Все на французский манер в угоду требовательным клиентам сделал Оливье — только одно русское оставил: в
ресторане не было фрачных лакеев, а служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
И сразу успех неслыханный. Дворянство так и хлынуло в новый французский
ресторан, где, кроме общих зал и кабинетов, был белый колонный зал, в котором можно было заказывать такие же обеды, какие делал Оливье в особняках у вельмож. На эти обеды также выписывались деликатесы из-за границы и лучшие вина
с удостоверением, что этот коньяк из подвалов дворца Людовика XVI, и
с надписью «Трианон».
Сытые, в своих нелепых воланах дорогого сукна, подпоясанные шитыми шелковыми поясами, лихачи смотрят гордо на проходящую публику и разговаривают только
с выходящими из подъезда
ресторана «сиятельными особами».
Наполз нэп. Опять засверкал «Эрмитаж» ночными огнями. Затолпились вокруг оборванные извозчики вперемежку
с оборванными лихачами, но все еще на дутых шинах. Начали подъезжать и отъезжать пьяные автомобили. Бывший распорядитель «Эрмитажа» ухитрился мишурно повторить прошлое модного
ресторана. Опять появились на карточках названия: котлеты Помпадур, Мари Луиз, Валларуа, салат Оливье… Но неугрызимые котлеты — на касторовом масле, и салат Оливье был из огрызков… Впрочем, вполне к лицу посетителям-нэпманам.
То-то, мол, говорим,
ресторан! А ехали мы сюда поесть знаменитого тестовского поросенка, похлебать щец
с головизной, пощеботить икорки ачуевской да расстегайчика пожевать, а тут вот… Эф бруи… Яйца-то нам и в степи надоели!
Навстречу летят ночные гуляки от «Яра» —
ресторана в Петровском парке — на тройках, «голубчиках» и лихачах, обнявшись
с надушенными дамами,
с гиком режут площадь, мчась по Тверской или вниз по Столешникову на Петровку.
Начиная от «Челышей» и кончая «Семеновной»,
с первой недели поста актеры жили весело. У них водились водочка, пиво, самовары, были шумные беседы… Начиная
с четвертой — начинало стихать. Номера постепенно освобождались: кто уезжал в провинцию, получив место, кто соединялся
с товарищем в один номер. Начинали коптить керосинки: кто прежде обедал в
ресторане, стал варить кушанье дома, особенно семейные.
Актеры могли еще видеться
с антрепренерами в театральных
ресторанах: «Щербаки» на углу Кузнецкого переулка и Петровки, «Ливорно» в Кузнецком переулке и «Вельде» за Большим театром; только для актрис, кроме Кружка, другого места не было.
Еще
с семидесятых годов хозяин «Эрмитажа» француз Оливье отдавал студентам на этот день свой
ресторан для гулянки.
Потом «фрачники» появились в загородных
ресторанах. Расчеты
с буфетом производились марками. Каждый из половых получал утром из кассы на 25 рублей медных марок, от 3 рублей до 5 копеек штука, и, передавая заказ гостя, вносил их за кушанье, а затем обменивал марки на деньги, полученные от гостя.
Половые и официанты жалованья в трактирах и
ресторанах не получали, а еще сами платили хозяевам из доходов или определенную сумму, начиная от трех рублей в месяц и выше, или 20 процентов
с чаевых, вносимых в кассу.
Был еще за Тверской заставой
ресторан «Эльдорадо» Скалкина, «Золотой якорь» на Ивановской улице под Сокольниками,
ресторан «Прага», где Тарарыкин сумел соединить все лучшее от «Эрмитажа» и Тестова и даже перещеголял последнего расстегаями «пополам» — из стерляди
с осетриной. В «Праге» были лучшие бильярды, где велась приличная игра.
Из маленьких
ресторанов была интересна на Кузнецком мосту в подвале дома Тверского подворья «Венеция». Там в отдельном зальце
с запиравшеюся дверью собирались деды нашей революции. И удобнее места не было: в одиннадцать часов
ресторан запирался, публика расходилась — и тут-то и начинались дружеские беседы в этом небольшом
с завешенными окнами зале.
Рестораном еще назывался трактир «Молдавия» в Грузинах, где днем и вечером была обыкновенная публика, пившая водку, а
с пяти часов утра к грязному крыльцу деревянного голубовато-серого дома подъезжали лихачи-одиночки, пары и линейки
с цыганами.
А невдалеке от «Молдавии», на Большой Грузинской, в доме Харламова, в эти же часы оживлялся более скромный трактир Егора Капкова. В шесть часов утра чистый зал трактира сплошь был полон фрачной публикой. Это официанты загородных
ресторанов, кончившие свою трудовую ночь, приезжали кутнуть в своем кругу: попить чайку, выпить водочки, съесть селяночку
с капустой.
В прежние времена неслись мимо этих ворот дорогие запряжки прожигателей жизни на скачки и на бега — днем, а по ночам — в загородные
рестораны — гуляки на «ечкинских» и «ухарских» тройках, гремящих бубенцами и шуркунцами «голубчиках» на паре
с отлетом или на «безживотных» сайках лихачей, одетых в безобразные по толщине воланы дорогого сукна,
с шелковыми поясами, в угластых бархатных цветных шапках.
Неточные совпадения
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась
с ним года два тому назад, в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит
с ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка, женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он, знаете, в
ресторанах философствовал за угощение…
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не взяв ни одного из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не в ладу, не в ладу сама
с собой, — продолжала она, взяв Клима под руку и выходя из
ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают, в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
— Языческая простота! Я сижу в
ресторане,
с газетой в руках, против меня за другим столом — очень миленькая девушка. Вдруг она говорит мне: «Вы, кажется, не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела, положив ногу на ногу…
Клим Самгин, бросив на стол деньги, поспешно вышел из зала и через минуту, застегивая пальто, стоял у подъезда
ресторана. Три офицера, все
с праздничными лицами, шли в ногу, один из них задел Самгина и весело сказал:
Встреча
с Нехаевой не сделала ее приятнее, однако Клим почувствовал, что девушка особенно заинтриговала его тем, что она держалась в
ресторане развязно, как привычная посетительница.