Едал, покойник, аппетитно; и потому, не пускаясь в рассказы, придвинул к себе миску с
нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил, которыми мужик берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставил корку хлеба и — глядь, и отправил в чужой рот.