Неточные совпадения
Бывало, поставит перед собою палец и,
глядя на конец его, пойдет рассказывать — вычурно да хитро, как в печатных книжках!
Красавица наша задумалась,
глядя на роскошь вида, и позабыла даже лущить свой подсолнечник, которым исправно занималась во все продолжение пути, как вдруг слова: «Ай да дивчина!» — поразили слух ее.
Рассеянно
глядел парубок в белой свитке, сидя у своего воза,
на глухо шумевший вокруг него народ.
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго
глядели в ужасе неподвижными глазами
на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик,
на который
глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись,
на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями
на шитый золотом кунтуш.
—
Гляди, Петро, станет перед тобою сейчас красавица: делай все, что ни прикажет, не то пропал навеки!» Тут разделил он суковатою палкою куст терновника, и перед ними показалась избушка, как говорится,
на курьих ножках.
Сам Корж не утерпел,
глядя на молодых, чтобы не тряхнуть стариною.
Однако же добрые люди качали слегка головами,
глядя на житье их.
Услужливые старухи отправили ее было уже туда, куда и Петро потащился; но приехавший из Киева козак рассказал, что видел в лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки по всем приметам узнали Пидорку; что будто еще никто не слыхал от нее ни одного слова; что пришла она пешком и принесла оклад к иконе Божьей Матери, исцвеченный такими яркими камнями, что все зажмуривались,
на него
глядя.
— Знаешь ли, что я думаю? — прервала девушка, задумчиво уставив в него свои очи. — Мне все что-то будто
на ухо шепчет, что вперед нам не видаться так часто. Недобрые у вас люди: девушки все
глядят так завистливо, а парубки… Я примечаю даже, что мать моя с недавней поры стала суровее приглядывать за мною. Признаюсь, мне веселее у чужих было.
Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерсть
на ней горит, и железные когти стучат по полу.
Не прежде, однако ж, он наведет его
на смазливое личико, пока не обсмотрится хорошенько, не
глядит ли откуда свояченица.
— Ну, сват, вспомнил время! Тогда от Кременчуга до самых Ромен не насчитывали и двух винниц. А теперь… Слышал ли ты, что повыдумали проклятые немцы? Скоро, говорят, будут курить не дровами, как все честные христиане, а каким-то чертовским паром. — Говоря эти слова, винокур в размышлении
глядел на стол и
на расставленные
на нем руки свои. — Как это паром — ей-богу, не знаю!
— Вот я и домой пришел! — говорил он, садясь
на лавку у дверей и не обращая никакого внимания
на присутствующих. — Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне.
На печь к тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ покута;
гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня… Пусть, уже я сам достану.
Погляди
на белые ноги мои: они много ходили; не по коврам только, по песку горячему, по земле сырой, по колючему терновнику они ходили; а
на очи мои, посмотри
на очи: они не
глядят от слез…
К счастью еще, что у ведьмы была плохая масть; у деда, как нарочно,
на ту пору пары. Стал набирать карты из колоды, только мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так, не
глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе
на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него
на руках туз, король, валет козырей; а он вместо шестерки спустил кралю.
— Надобно же было, — продолжал Чуб, утирая рукавом усы, — какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто
на смех… Нарочно, сидевши в хате,
глядел в окно: ночь — чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь — и вот, хоть глаз выколи!
С какой-то досадою и завистью
глядел кузнец
на такую веселость и
на этот раз проклинал колядки, хотя сам бывал от них без ума.
— Это дьяк! — произнес изумившийся более всех Чуб. — Вот тебе
на! ай да Солоха! посадить в мешок… То-то, я
гляжу, у нее полная хата мешков… Теперь я все знаю: у нее в каждом мешке сидело по два человека. А я думал, что она только мне одному… Вот тебе и Солоха!
Ему казалось, что все домы устремили
на него свои бесчисленные огненные очи и
глядели.
Любо
глянуть с середины Днепра
на высокие горы,
на широкие луга,
на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят
на холмах, не леса: то волосы, поросшие
на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.
Не
глядит пан Данило по сторонам,
глядит он
на молодую жену свою.
— Не пугайся, Катерина!
Гляди: ничего нет! — говорил он, указывая по сторонам. — Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался до нечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! Дай сюда
на руки мне сына! — При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и поднес к губам. — Что, Иван, ты не боишься колдунов? «Нет, говори, тятя, я козак». Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой — мать накормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет...
Сидит пан Данило,
глядит левым глазом
на писание, а правым в окошко.
Но не далеким небом и не синим лесом любуется пан Данило:
глядит он
на выдавшийся мыс,
на котором чернел старый замок.
— Что я думаю долго! — сказал пан Данило, увидя перед окном высокий дуб. — Стой тут, малый! я полезу
на дуб; с него прямо можно
глядеть в окошко.
Присевши
на сук, возле самого окна, уцепился он рукою за дерево и
глядит: в комнате и свечи нет, а светит.
Но ему некогда
глядеть, смотрит ли кто в окошко или нет. Он пришел пасмурен, не в духе, сдернул со стола скатерть — и вдруг по всей комнате тихо разлился прозрачно-голубой свет. Только не смешавшиеся волны прежнего бледно-золотого переливались, ныряли, словно в голубом море, и тянулись слоями, будто
на мраморе. Тут поставил он
на стол горшок и начал кидать в него какие-то травы.
Глянул в лицо — и лицо стало переменяться: нос вытянулся и повиснул над губами; рот в минуту раздался до ушей; зуб выглянул изо рта, нагнулся
на сторону, — и стал перед ним тот самый колдун, который показался
на свадьбе у есаула.
Вот я,
гляди,
на мне нет теперь ни одной цепи! — сказал он, выходя
на середину.
Показался розовый свет в светлице; и страшно было
глянуть тогда ему в лицо: оно казалось кровавым, глубокие морщины только чернели
на нем, а глаза были как в огне.
Пасмурно, мутными глазами
глядела на всех Катерина и не находила речи. «Я сама устроила себе погибель. Я выпустила его». Наконец она сказала...
Ты хочешь, баба, сделаться молодою — это совсем нетрудно: нужно танцевать только;
гляди, как я танцую…» И, проговорив такие несвязные речи, уже неслась Катерина, безумно поглядывая
на все стороны и упираясь руками в боки.
Острые сучья царапают белое лицо и плеча; ветер треплет расплетенные косы; давние листья шумят под ногами ее — ни
на что не
глядит она.
Катерина не
глядит ни
на кого, не боится, безумная, русалок, бегает поздно с ножом своим и ищет отца.
Гость начал рассказывать между тем, как пан Данило, в час откровенной беседы, сказал ему: «
Гляди, брат Копрян: когда волею Божией не будет меня
на свете, возьми к себе жену, и пусть будет она твоею женою…»
Ухватил всадник страшною рукою колдуна и поднял его
на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец и
глядел как мертвец. Так страшно не
глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли воды схожих лицом
на него.
Если разговор касался важных и благочестивых предметов, то Иван Иванович вздыхал после каждого слова, кивая слегка головою; ежели до хозяйственных, то высовывал голову из своей брички и делал такие мины,
глядя на которые, кажется, можно было прочитать, как нужно делать грушевый квас, как велики те дыни, о которых он говорил, и как жирны те гуси, которые бегают у него по двору.
Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойду так; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго
глядел дед
на нас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят
на месте: так, как будто их что-нибудь дергает.