— Пусть попробует он, окаянный антихрист, прийти сюда; отведает, бывает ли сила в руках старого козака. Бог видит, — говорил он, подымая кверху прозорливые очи, — не летел ли я подать руку брату Данилу? Его святая воля! застал уже на холодной постеле, на которой много, много улеглось козацкого народа. Зато разве не пышна была тризна по нем? выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же,
мое дитя! никто не посмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.
Неточные совпадения
Вот один раз Пидорка схватила, заливаясь слезами, на руки Ивася своего: «Ивасю
мой милый, Ивасю
мой любый! беги к Петрусю,
мое золотое
дитя, как стрела из лука; расскажи ему все: любила б его карие очи, целовала бы его белое личико, да не велит судьба
моя.
— А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших
мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы
дети отказались вымолотить
мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
«Что за картина! что за чудная живопись! — рассуждал он, — вот, кажется, говорит! кажется, живая! а
дитя святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты
мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан...
— Постой, Катерина! ступай,
мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет,
дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою на голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на лице своем ни гнева, ни примирения.
— Прощай! храни тебя Бог милосердый,
дитя мое! — сказал колдун, поцеловав ее.
— Его отвязал муж твой, поглядеть на колдуна,
дитя мое.
— Пусть Бог милует нас от этого,
дитя мое! Молчи только,
моя паняночка, никто ничего не узнает!
— Мне нет от него покоя! Вот уже десять дней я у вас в Киеве; а горя ни капли не убавилось. Думала, буду хоть в тишине растить на месть сына… Страшен, страшен привиделся он мне во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце
мое до сих пор бьется. «Я зарублю твое
дитя, Катерина, — кричал он, — если не выйдешь за меня замуж!..» — и, зарыдав, кинулась она к колыбели, а испуганное
дитя протянуло ручонки и кричало.
«Тс… тише, баба! не стучи так,
дитя мое заснуло.
Входит барыня: видим, одета уж очень хорошо, говорит-то хоть и по-русски, но немецкого как будто выговору: „Вы, говорит, публиковались в газете, что уроки даете?“ Так мы ей обрадовались тогда, посадили ее, смеется так она ласково: „Не ко мне, говорит, а у племянницы
моей дети маленькие; коли угодно, пожалуйте к нам, там и сговоримся“.