— Я — еврей! — сказал Депсамес. — По Ренану — все евреи — социалисты. Ну, это не очень
комплимент, потому что и все люди — социалисты; это их портит не
больше, чем все другое.
С высоты своей славы — пусть только московской, но несомненной — он, как и почти все музыкальные маэстро, презирал
большую, невежественную толпу и был совсем не чувствителен к
комплиментам.
За этим немедленно следовал целый реестр искупающих поступков, как очистительная жертва. Всякое правонарушение требует жертв… Например, придумать и сказать самый гнусный
комплимент Федосье, причем недурно поцеловать у нее руку, или не умываться в течение целой недели, или — прочитать залпом самый
большой женский роман и т. д. Странно, чем ярче было такое раскаяние и чем ужаснее придумывались очищающие кары, тем скорее наступала новая «ошибка». В психологии преступности есть своя логика…
Как изображу я вам, наконец, этих блестящих чиновных кавалеров, веселых и солидных, юношей и степенных, радостных и прилично туманных, курящих в антрактах между танцами в маленькой отдаленной зеленой комнате трубку и не курящих в антрактах трубки, — кавалеров, имевших на себе, от первого до последнего, приличный чин и фамилию, — кавалеров, глубоко проникнутых чувством изящного и чувством собственного достоинства; кавалеров, говорящих
большею частию на французском языке с дамами, а если на русском, то выражениями самого высокого тона,
комплиментами и глубокими фразами, — кавалеров, разве только в трубочной позволявших себе некоторые любезные отступления от языка высшего тона, некоторые фразы дружеской и любезной короткости, вроде таких, например: «что, дескать, ты, такой-сякой, Петька, славно польку откалывал», или: «что, дескать, ты, такой-сякой, Вася, пришпандорил-таки свою дамочку, как хотел».
Там у них, я говорю, в
большом свете, Крестьян Иванович, нужно уметь паркеты лощить сапогами… (тут господин Голядкин немного пришаркнул по полу ножкой), там это спрашивают-с, и каламбур тоже спрашивают…
комплимент раздушенный нужно уметь составлять-с… вот что там спрашивают.