Неточные совпадения
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые
были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села за свою суповую чашку; гость
был посажен
между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может
быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни
есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната
была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами;
между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены
были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате… невмочь
было ничего более заметить.
Окинувши взглядом комнату, он теперь заметил, что на картинах не всё
были птицы:
между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нáшивали при Павле Петровиче.
«Хорошо бы
было, — подумала
между тем про себя Коробочка, — если бы он забирал у меня в казну муку и скотину.
В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились
между собою, потому что уже начало
было сделано, и оба почти в одно и то же время изъявили удовольствие, что пыль по дороге
была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы.
Так как разговор, который путешественники вели
между собою,
был не очень интересен для читателя, то сделаем лучше, если скажем что-нибудь о самом Ноздреве, которому, может
быть, доведется сыграть не вовсе последнюю роль в нашей поэме.
Он везде
между нами и, может
быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком.
Гости должны
были пробираться
между перелогами и взбороненными нивами.
При этом испуг в открытых, остановившихся устах, на глазах слезы — все это в ней
было так мило, что герой наш глядел на нее несколько минут, не обращая никакого внимания на происшедшую кутерьму
между лошадьми и кучерами.
— Но знаете ли, что такого рода покупки, я это говорю
между нами, по дружбе, не всегда позволительны, и расскажи я или кто иной — такому человеку не
будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства.
— Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать; что по искренности происходит
между короткими друзьями, то должно остаться во взаимной их дружбе. Прощайте! Благодарю, что посетили; прошу и вперед не забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провести. Может
быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу.
Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное
между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно
было все окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушенные перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, [Чапыжник — «мелкий кривой дрянной лес, кустами поросший от корней».
А
между тем в хозяйстве доход собирался по-прежнему: столько же оброку должен
был принесть мужик, таким же приносом орехов обложена
была всякая баба; столько же поставов холста должна
была наткать ткачиха, — все это сваливалось в кладовые, и все становилось гниль и прореха, и сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве.
Это успокоило Плюшкина. Заметно
было, что он придумывал что-то сделать, и точно, взявши ключи, приблизился к шкафу и, отперши дверцу, рылся долго
между стаканами и чашками и наконец произнес...
Дело
было так поведено умно, что он получал вдвое больше доходов противу всех своих предшественников, а
между тем заслужил любовь всего города.
За советы Чичиков благодарил, говоря, что при случае не преминет ими воспользоваться, а от конвоя отказался решительно, говоря, что он совершенно не нужен, что купленные им крестьяне отменно смирного характера, чувствуют сами добровольное расположение к переселению и что бунта ни в каком случае
между ними
быть не может.
Впрочем, если сказать правду, они всё
были народ добрый, жили
между собою в ладу, обращались совершенно по-приятельски, и беседы их носили печать какого-то особенного простодушия и короткости: «Любезный друг Илья Ильич», «Послушай, брат, Антипатор Захарьевич!», «Ты заврался, мамочка, Иван Григорьевич».
Насчет благовидности уже известно, все они
были люди надежные, чахоточного
между ними никого не
было.
Дуэли, конечно,
между ними не происходило, потому что все
были гражданские чиновники, но зато один другому старался напакостить, где
было можно, что, как известно, подчас бывает тяжелее всякой дуэли.
Если же
между ими и происходило какое-нибудь то, что называют другое-третье, то оно происходило втайне, так что не
было подаваемо никакого вида, что происходило; сохранялось все достоинство, и самый муж так
был приготовлен, что если и видел другое-третье или слышал о нем, то отвечал коротко и благоразумно пословицею: «Кому какое дело, что кума с кумом сидела».
Письмо начиналось очень решительно, именно так: «Нет, я должна к тебе писать!» Потом говорено
было о том, что
есть тайное сочувствие
между душами; эта истина скреплена
была несколькими точками, занявшими почти полстроки; потом следовало несколько мыслей, весьма замечательных по своей справедливости, так что считаем почти необходимым их выписать: «Что жизнь наша?
Эти «скромности» скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а
между тем заставляли подозревать, что там-то именно и
была самая погибель.
А Чичиков приходил
между тем в совершенное недоумение решить, которая из дам
была сочинительница письма.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может
быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а
между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Пренебрежение, оказанное Чичиковым, почти неумышленное, восстановило
между дамами даже согласие, бывшее
было на краю погибели по случаю завладения стулом.
А
между тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность: в то время, когда блондинка зевала, а он рассказывал ей кое-какие в разные времена случившиеся историйки, и даже коснулся
было греческого философа Диогена, показался из последней комнаты Ноздрев.
Но, как на беду, в это время подвернулся губернатор, изъявивший необыкновенную радость, что нашел Павла Ивановича, и остановил его, прося
быть судиею в споре его с двумя дамами насчет того, продолжительна ли женская любовь или нет; а
между тем Ноздрев уже увидал его и шел прямо навстречу.
Мужчины почтенных лет,
между которыми сидел Чичиков, спорили громко, заедая дельное слово рыбой или говядиной, обмакнутой нещадным образом в горчицу, и спорили о тех предметах, в которых он даже всегда принимал участие; но он
был похож на какого-то человека, уставшего или разбитого дальней дорогой, которому ничто не лезет на ум и который не в силах войти ни во что.
Бедная Софья Ивановна не знала совершенно, что ей делать. Она чувствовала сама,
между каких сильных огней себя поставила. Вот тебе и похвасталась! Она бы готова
была исколоть за это иголками глупый язык.
Да не покажется читателю странным, что обе дамы
были не согласны
между собою в том, что видели почти в одно и то же время.
Есть, точно, на свете много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним
было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами
между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что в носу у него сидит гусар.
А
между тем появленье смерти так же
было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и
был так часто виден
между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще
была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
Перепендев, который
был со мною: «Вот, говорит, если бы теперь Чичиков, уж вот бы ему точно!..» (
между тем Чичиков отроду не знал никакого Перепендева).
Между такими чиновниками не мог не
быть замечен и отличен Чичиков, представляя во всем совершенную противоположность и взрачностью лица, и приветливостью голоса, и совершенным неупотребленьем никаких крепких напитков.
Черство-мраморное лицо его, без всякой резкой неправильности, не намекало ни на какое сходство; в суровой соразмерности
между собою
были черты его.
А
между тем в других концах города очутилось у каждого из членов по красивому дому гражданской архитектуры: видно, грунт земли
был там получше.
Чичиков в качестве поверенного, прежде расположивши всех (без предварительного расположения, как известно, не может
быть даже взята простая справка или выправка, все же хоть по бутылке мадеры придется влить во всякую глотку), — итак, расположивши всех, кого следует, объяснил он, что вот какое,
между прочим, обстоятельство: половина крестьян вымерла, так чтобы не
было каких-нибудь потом привязок…
А
между тем в существе своем Андрей Иванович
был не то доброе, не то дурное существо, а просто — коптитель неба. Так как уже немало
есть на белом свете людей, коптящих небо, то почему же и Тентетникову не коптить его? Впрочем, вот в немногих словах весь журнал его дня, и пусть из него судит читатель сам, какой у него
был характер.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же общество может
быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь. Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
Вздумал он
было попробовать какую-то школу
между ними завести, но от этого вышла такая чепуха, что он и голову повесил, — лучше
было и не задумывать!
Но прежде необходимо знать, что в этой комнате
было три стола: один письменный — перед диваном, другой ломберный —
между окнами у стены, третий угольный — в углу,
между дверью в спальню и дверью в необитаемый зал с инвалидною мебелью.
Между нами
есть довольно людей и умных, и образованных, и добрых, но людей постоянно приятных, людей постоянно ровного характера, людей, с которыми можно прожить век и не поссориться, — я не знаю, много ли у нас можно отыскать таких людей!
Впрочем, дело кончилось
между ними самой тесной дружбой: дядя лысый Пимен держал в конце деревни знаменитый кабак, которому имя
было «Акулька»; в этом заведенье видели их все часы дня.
Раздобаривая почасту с дворовыми людьми, он,
между прочим, от них разведал, что барин ездил прежде довольно нередко к соседу генералу, что у генерала барышня, что барин
было к барышне, да и барышня тоже к барину… но потом вдруг за что-то не поладили и разошлись.
Это
было обольщенье; происходило это от необыкновенной стройности и гармонического соотношенья
между собой всех частей тела, от головы до пальчиков.
Одноцветное платье, на ней наброшенное,
было наброшено с таким <вкусом>, что казалось, швеи столиц делали совещанье
между собой, как бы получше убрать ее.
Чичиков
между тем так помышлял: «Право,
было <бы> хорошо! Можно даже и так, что все издержки
будут на его счет. Можно даже сделать и так, чтобы отправиться на его лошадях, а мои покормятся у него в деревне. Для сбереженья можно и коляску оставить у него в деревне, а в дорогу взять его коляску».
«Что ж? почему ж не проездиться? — думал
между тем Платонов. — Авось-либо
будет повеселее. Дома же мне делать нечего, хозяйство и без того на руках у брата; стало
быть, расстройства никакого. Почему ж, в самом деле, не проездиться?»
Все они
были до того нелепы, так странны, так мало истекали из познанья людей и света, что оставалось только пожимать плечами да говорить: «Господи боже! какое необъятное расстояние
между знаньем света и уменьем пользоваться этим знаньем!» Почти все прожекты основывались на потребности вдруг достать откуда-нибудь сто или двести тысяч.