Неточные совпадения
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем,
и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю,
за чем-то
была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Я с тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп
и ест.)Что это
за суп? Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого.
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился
и говорил, что
и в гостинице все нехорошо,
и к нему не поедет,
и что он не хочет сидеть
за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича
и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли,
и, слава богу, все пошло хорошо.
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие,
за два соленые огурца особенно
и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы
и икра?
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не
была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной
и говорит
за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама! Бог знает что такое!
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не
будете кушать, а вот как барин ваш сядет
за стол, так
и вам того же кушанья отпустят.
Лука Лукич (хватаясь
за карманы, про себя).Вот те штука, если нет!
Есть,
есть! (Вынимает
и подает, дрожа, ассигнации.)
Судья тоже, который только что
был пред моим приходом, ездит только
за зайцами, в присутственных местах держит собак
и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня
и приятель, — поведения самого предосудительного.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право,
за кого-то другого приняли…
И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что
за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила
и солидность в поступках.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы
за какого-нибудь простого человека, а
за такого, что
и на свете еще не
было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые
будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои
будут с самым тонким обращением: графы
и все светские… Только я, право, боюсь
за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Гостья. Да, она такова всегда
была; я ее знаю: посади ее
за стол, она
и ноги свои…
На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже
было посадить в тюрьму; как вдруг, по моей петербургской физиономии
и по костюму, весь город принял меня
за генерал-губернатора.
Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали на шерамыжку
и как один раз
было кондитер схватил меня
за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля?
Неточные совпадения
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, //
И за то тебе вечно маяться!
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко
и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные //
И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То
был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный
и зажиточный
Я там
была нарядная, // Дородства
и пригожества // Понакопила
за зиму, // Цвела, как маков цвет!
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а
выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я
был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я
и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих —
за провинности, // Великие
и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого
и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —