Неточные совпадения
Бульба по случаю приезда сыновей велел созвать всех сотников и весь полковой чин, кто только
был налицо; и когда пришли двое из них и есаул Дмитро Товкач, старый его
товарищ, он им тот же час представил сыновей, говоря: «Вот смотрите, какие молодцы! На Сечь их скоро пошлю». Гости поздравили и Бульбу, и обоих юношей и сказали им, что доброе дело делают и что нет лучшей науки для молодого человека, как Запорожская Сечь.
Это
был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями,
была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые
товарищи их
были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Он любил простую жизнь козаков и перессорился с теми из своих
товарищей, которые
были наклонны к варшавской стороне, называя их холопьями польских панов.
Он редко предводительствовал другими в дерзких предприятиях — обобрать чужой сад или огород, но зато он
был всегда одним из первых, приходивших под знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае, не выдавал своих
товарищей.
Он тщательно скрывал от своих
товарищей эти движения страстной юношеской души, потому что в тогдашний век
было стыдно и бесчестно думать козаку о женщине и любви, не отведав битвы.
Веселость
была пьяна, шумна, но при всем том это не
был черный кабак, где мрачно-искажающим весельем забывается человек; это
был тесный круг школьных
товарищей.
Не платившего должника приковывали цепью к пушке, где должен
был он сидеть до тех пор, пока кто-нибудь из
товарищей не решался его выкупить и заплатить за него долг.
Таким образом кончилось шумное избрание, которому, неизвестно,
были ли так рады другие, как рад
был Бульба: этим он отомстил прежнему кошевому; к тому же и Кирдяга
был старый его
товарищ и бывал с ним в одних и тех же сухопутных и морских походах, деля суровости и труды боевой жизни.
— Он сказал… прежде кивнул пальцем, а потом уже сказал: «Янкель!» А я: «Пан Андрий!» — говорю. «Янкель! скажи отцу, скажи брату, скажи козакам, скажи запорожцам, скажи всем, что отец — теперь не отец мне, брат — не брат,
товарищ — не
товарищ, и что я с ними
буду биться со всеми. Со всеми
буду биться!»
— Много между нами
есть старших и советом умнейших, но коли меня почтили, то мой совет: не терять,
товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что такое козаки; за веру, сколько
было по силам, отмстили; корысти же с голодного города не много. Итак, мой совет — идти.
— А разве ты позабыл, бравый полковник, — сказал тогда кошевой, — что у татар в руках тоже наши
товарищи, что если мы теперь их не выручим, то жизнь их
будет продана на вечное невольничество язычникам, что хуже всякой лютой смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая христианскою кровью?
Такие-то
были козаки, захотевшие остаться и отмстить ляхам за верных
товарищей и Христову веру!
Долго еще оставшиеся
товарищи махали им издали руками, хотя не
было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не
было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
Итак,
выпьем,
товарищи, разом
выпьем поперед всего за святую православную веру: чтобы пришло наконец такое время, чтобы по всему свету разошлась и везде
была бы одна святая вера, и все, сколько ни
есть бусурменов, все бы сделались христианами!
Бывали и в других землях
товарищи, но таких, как в Русской земле, не
было таких
товарищей.
И те, которые отправились с кошевым в угон за татарами, и тех уже не
было давно: все положили головы, все сгибли — кто положив на самом бою честную голову, кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто в плену пропал, не вынесши позора; и самого прежнего кошевого уже давно не
было на свете, и никого из старых
товарищей; и уже давно поросла травою когда-то кипевшая козацкая сила.
Возле
был виден престарелый, опытный
товарищ его и советник, Гуня.
Много также
было других чинов полковых: обозных, войсковых
товарищей, полковых писарей и с ними пеших и конных отрядов; почти столько же, сколько
было рейстровых козаков, набралось охочекомонных и вольных.
— Прощайте,
товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете,
есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время,
будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не
будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..
Неточные совпадения
Осклабился,
товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не
будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы //
Товарищи в бока. // Оно
быть так и сталося, // Да к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — // Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Когда почва
была достаточно взрыхлена учтивым обращением и народ отдохнул от просвещения, тогда сама собой стала на очередь потребность в законодательстве. Ответом на эту потребность явился статский советник Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и
товарищ Сперанского по семинарии.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его
товарищи теперь, когда ему
было тридцать два года,
были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен
был казаться для других)
был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то
есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Левин
был его
товарищем и другом первой молодости.