Цитаты со словом «удила»
Легко ли? предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад,
уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением.
Так и сделал. После чаю он
уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал; поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.
— Ну, полно лежать! — сказал он, — надо же встать… А впрочем, дай-ка я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом
уж и встану. — Захар!
—
Уж коли я ничего не делаю… — заговорил Захар обиженным голосом, — стараюсь, жизни не жалею! И пыль-то стираю, и мету-то почти каждый день…
Он
уж был не рад, что вызвал Захара на этот разговор. Он все забывал, что чуть тронешь этот деликатный предмет, так и не оберешься хлопот.
— Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы
уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне надо заниматься, я сяду писать.
— Вот, коли будете писать, так
уж кстати извольте и счеты поверить: надо деньги заплатить.
— Нет!
Уж очень пристают: больше не дают в долг. Нынче первое число.
— Ну, что ж такое? Если нужна, так, разумеется, съедем. Что ты пристаешь ко мне?
Уж ты третий раз говоришь мне об этом.
— Они говорят: вы
уж с месяц, говорят, обещали, а все не съезжаете, мы, говорят, полиции дадим знать.
— Э-э-э! слишком проворно! Видишь, еще что! Не сейчас ли прикажете? А ты мне не смей и напоминать о квартире. Я
уж тебе запретил раз; а ты опять. Смотри!
—
Уж кто-то и пришел! — сказал Обломов, кутаясь в халат. — А я еще не вставал — срам, да и только! Кто бы это так рано?
— Вот
уж три недели! — с глубоким вздохом сказал Волков. — А Миша в Дашеньку влюблен.
— Ну, посещайте Мездровых, — перебил Волков, — там
уж об одном говорят, об искусствах; только и слышишь: венецианская школа, Бетховен да Бах, Леонардо да Винчи…
— Вот вы прочтите, увидите сами, — добавил он
уже без азарта…
—
Уж если оно так… я хорошо… как вы… — говорил Алексеев.
Способный от природы мальчик в три года прошел латынскую грамматику и синтаксис и начал было разбирать Корнелия Непота, но отец решил, что довольно и того, что он знал, что
уж и эти познания дают ему огромное преимущество над старым поколением и что, наконец, дальнейшие занятия могут, пожалуй, повредить службе в присутственных местах.
— Взял я когда-то у него,
уж года два будет, пятьдесят рублей взаймы.
Тарантьев
уже не слушал его и о чем-то размышлял.
— А вот я посмотрю, как ты не переедешь. Нет,
уж коли спросил совета, так слушайся, что говорят.
— Эх, ты! Не знаешь ничего. Да все мошенники натурально пишут —
уж это ты мне поверь! Вот, например, — продолжал он, указывая на Алексеева, — сидит честная душа, овца овцой, а напишет ли он натурально? — Никогда. А родственник его, даром что свинья и бестия, тот напишет. И ты не напишешь натурально! Стало быть, староста твой уж потому бестия, что ловко и натурально написал. Видишь ведь, как прибрал слово к слову: «Водворить на место жительства».
— Ступай в деревню сам: без этого нельзя; пробудь там лето, а осенью прямо на новую квартиру и приезжай. Я
уж похлопочу тут, чтоб она была готова.
— Ведь послезавтра, так зачем же сейчас? — заметил Обломов. — Можно и завтра. Да послушай-ка, Михей Андреич, — прибавил он, —
уж доверши свои «благодеяния»: я, так и быть, еще прибавлю к обеду рыбу или птицу какую-нибудь.
— Я
уж тебе сказал, хоть бы за то, что он вместе со мной рос и учился.
— Виноваты оба, и отец и сын, — мрачно сказал Тарантьев, махнув рукой. — Недаром мой отец советовал беречься этих немцев, а
уж он ли не знал всяких людей на своем веку!
— Ну, оставим это! — прервал его Илья Ильич. — Ты иди с Богом, куда хотел, а я вот с Иваном Алексеевичем напишу все эти письма да постараюсь поскорей набросать на бумагу план-то свой:
уж кстати заодно делать…
— Забыл совсем! Шел к тебе за делом с утра, — начал он,
уж вовсе не грубо. — Завтра звали меня на свадьбу: Рокотов женится. Дай, земляк, своего фрака надеть; мой-то, видишь ты, пообтерся немного…
Но Обломов молчал; он давно
уж не слушал его и, закрыв глаза, думал о чем-то другом.
— Очините, да и Бог с вами, подите куда-нибудь! — сказал Обломов. — Я
уж один займусь, а вы после обеда перепишете.
Он вместо пяти получал
уже от семи до десяти тысяч рублей ассигнациями дохода; тогда и жизнь его приняла другие, более широкие размеры. Он нанял квартиру побольше, прибавил к своему штату еще повара и завел было пару лошадей.
Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное, когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно на смех, называли записками; притом всё требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались: не успеют спустить с рук одно дело, как
уж опять с яростью хватаются за другое, как будто в нем вся сила и есть, и, кончив, забудут его и кидаются на третье — и конца этому никогда нет!
Но это помогло только на время: надо же было выздороветь, — а за этим в перспективе было опять ежедневное хождение в должность. Обломов не вынес и подал в отставку. Так кончилась — и потом
уже не возобновлялась — его государственная деятельность.
Впрочем, он никогда не отдавался в плен красавицам, никогда не был их рабом, даже очень прилежным поклонником,
уже и потому, что к сближению с женщинами ведут большие хлопоты. Обломов больше ограничивался поклонением издали, на почтительном расстоянии.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него явится позыв познакомиться с ним; он ищет, просит книги, и если принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться идея о предмете; еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он
уже лежит, глядя апатически в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Охлаждение овладевало им еще быстрее, нежели увлечение: он
уже никогда не возвращался к покинутой книге.
Потом
уж он не осиливал и первого тома, а большую часть свободного времени проводил, положив локоть на стол, а на локоть голову; иногда вместо локтя употреблял ту книгу, которую Штольц навязывал ему прочесть.
Так совершил свое учебное поприще Обломов. То число, в которое он выслушал последнюю лекцию, и было геркулесовыми столпами его учености. Начальник заведения подписью своею на аттестате, как прежде учитель ногтем на книге, провел черту, за которую герой наш не считал
уже нужным простирать свои ученые стремления.
Он
уж был не в отца и не в деда. Он учился, жил в свете: все это наводило его на разные чуждые им соображения. Он понимал, что приобретение не только не грех, но что долг всякого гражданина честными трудами поддерживать общее благосостояние.
Но, смотришь, промелькнет утро, день
уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается на спину и, устремив печальный взгляд в окно, к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся на чей-то четырехэтажный дом.
Захару было за пятьдесят лет. Он был
уже не прямой потомок тех русских Калебов, [Калеб — герой романа английского писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему господину.] рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.
Точно так же, если Илья Ильич забудет потребовать сдачи от Захара, она
уже к нему обратно никогда не поступит.
Сразу он никогда не подымает с пола платка или другой какой-нибудь вещи, а нагнется всегда раза три, как будто ловит ее, и
уж разве в четвертый поднимет, и то еще иногда уронит опять.
В первых двух случаях еще можно было спорить с ним, но когда он, в крайности, вооружался последним аргументом, то
уже всякое противоречие было бесполезно, и он оставался правым без апелляции.
Затем он
уже считал себя вправе дремать на лежанке или болтать с Анисьей в кухне и с дворней у ворот, ни о чем не заботясь.
Если ему велят вычистить, вымыть какую-нибудь вещь или отнести то, принести это, он, по обыкновению, с ворчаньем исполнял приказание; но если б кто захотел, чтоб он потом делал то же самое постоянно сам, то этого
уже достигнуть было невозможно.
Захар любил Обломовку, как кошка свой чердак, лошадь — стойло, собака — конуру, в которой родилась и выросла. В сфере этой привязанности у него выработывались
уже свои особенные, личные впечатления.
Илья Ильич знал
уже одно необъятное достоинство Захара — преданность к себе, и привык к ней, считая также, с своей стороны, что это не может и не должно быть иначе; привыкши же к достоинству однажды навсегда, он уже не наслаждался им, а между тем не мог, и при своем равнодушии к всему, сносить терпеливо бесчисленных мелких недостатков Захара.
Если Захар, питая в глубине души к барину преданность, свойственную старинным слугам, разнился от них современными недостатками, то и Илья Ильич, с своей стороны, ценя внутренне преданность его, не имел
уже к нему того дружеского, почти родственного расположения, какое питали прежние господа к слугам своим. Он позволял себе иногда крупно браниться с Захаром.
Тут мелькнула у него соблазнительная мысль о будущих фруктах до того живо, что он вдруг перенесся на несколько лет вперед в деревню, когда
уж имение устроено по его плану и когда он живет там безвыездно.
«
Уж не Тарантьев ли взял? — подумал нерешительно Илья Ильич. — Да нет, тот бы и мелочь взял».
Цитаты из русской классики со словом «удила»
Оседланные лошади нетерпеливо грызли
удила, фыркали и взрывали землю копытами.
Он силится остановиться, крепко натягивает
удила; дико ржал конь, подымая гриву, и мчался к рыцарю.
Но герой мой, объявивший княжне, что не боится, говорил неправду: он в жизнь свою не езжал верхом и в настоящую минуту, взглянув на лоснящуюся шерсть своего коня, на его скрученную мундштуком шею и заметив на
удилах у него пену, обмер от страха.
Рядом с коляской, обгоняя ее со стороны Бердникова, шагала, играя
удилами, танцуя, небольшая белая лошадь, с пышной, длинной, почти до копыт, гривой; ее запрягли в игрушечную коробку на двух высоких колесах, покрытую сияющим лаком цвета сирени; в коробке сидела, туго натянув белые вожжи, маленькая пышная смуглолицая женщина с темными глазами и ярко накрашенным ртом.
Вихров видеть не мог бедных животных, которые и ноги себе в кровь изодрали и губы до крови обдергали об
удила.
Ассоциации к слову «удила»
Предложения со словом «удила»
- Вслед за ней сверкнула ослепительно фиолетовая молния начинающейся грозы и, словно разорвавшаяся ракета, грянул гром. Лошадь закусила удила и понесла.
- Одна из них с норовом, взбрыкивает, закидывает голову, косит бешеным глазом, грызёт удила большими жёлтыми зубами.
- Потом, лишь тихо всхрапнув, позволила натянуть удила потуже.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «удила»
Значение слова «удила»
УДИЛА́, уди́л, -а́м, мн. Часть конской сбруи, состоящая из железных стержней, прикрепленных к ремням узды и вкладываемых в рот лошади при взнуздывании. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова УДИЛА
Дополнительно