Цитаты со словом «утереть»
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал
утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.
У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал,
утром разве, и то не всякий день, когда человек мел кабинет его, чего всякий день не делалось.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое
утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
—
Утро почитаешь, надо быть au courant [в курсе (фр.).] всего, знать новости.
— Что же, природу прикажете изображать: розы, соловья или морозное
утро, между тем как все кипит, движется вокруг? Нам нужна одна голая физиология общества; не до песен нам теперь…
— Забыл совсем! Шел к тебе за делом с
утра, — начал он, уж вовсе не грубо. — Завтра звали меня на свадьбу: Рокотов женится. Дай, земляк, своего фрака надеть; мой-то, видишь ты, пообтерся немного…
Он, как встанет
утром с постели, после чая ляжет тотчас на диван, подопрет голову рукой и обдумывает, не щадя сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага.
Но, смотришь, промелькнет
утро, день уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается на спину и, устремив печальный взгляд в окно, к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся на чей-то четырехэтажный дом.
Или объявит, что барин его такой картежник и пьяница, какого свет не производил; что все ночи напролет до
утра бьется в карты и пьет горькую.
Он
утром ставил самовар, чистил сапоги и то платье, которое барин спрашивал, но отнюдь не то, которое не спрашивал, хоть виси оно десять лет.
Захару он тоже надоедал собой. Захар, отслужив в молодости лакейскую службу в барском доме, был произведен в дядьки к Илье Ильичу и с тех пор начал считать себя только предметом роскоши, аристократическою принадлежностью дома, назначенною для поддержания полноты и блеска старинной фамилии, а не предметом необходимости. От этого он, одев барчонка
утром и раздев его вечером, остальное время ровно ничего не делал.
Деревенское
утро давно прошло, и петербургское было на исходе. До Ильи Ильича долетал со двора смешанный шум человеческих и нечеловеческих голосов; пенье кочующих артистов, сопровождаемое большею частию лаем собак. Приходили показывать и зверя морского, приносили и предлагали на разные голоса всевозможные продукты.
— Не вникнул, так слушай, да и разбери, можно переезжать или нет. Что значит переехать? Это значит: барин уйди на целый день да так одетый с
утра и ходи…
— Вот видишь ли! — продолжал Обломов. — А встанешь на новой квартире
утром, что за скука! Ни воды, ни угольев нет, а зимой так холодом насидишься, настудят комнаты, а дров нет; поди бегай, занимай…
— Боже мой! — стонал тоже Обломов. — Вот хотел посвятить
утро дельному труду, а тут расстроили на целый день! И кто же? свой собственный слуга, преданный, испытанный, а что сказал! И как это он мог?
— А ведь я не умылся! Как же это? Да и ничего не сделал, — прошептал он. — Хотел изложить план на бумагу и не изложил, к исправнику не написал, к губернатору тоже, к домовому хозяину начал письмо и не кончил, счетов не поверил и денег не выдал —
утро так и пропало!
Илья Ильич проснулся
утром в своей маленькой постельке. Ему только семь лет. Ему легко, весело.
Весь этот штат и свита дома Обломовых подхватили Илью Ильича и начали осыпать его ласками и похвалами; он едва успевал
утирать следы непрошеных поцелуев.
Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце еще не высоко. От дома, от деревьев, и от голубятни, и от галереи — от всего побежали далеко длинные тени. В саду и на дворе образовались прохладные уголки, манящие к задумчивости и сну. Только вдали поле с рожью точно горит огнем, да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно.
Смотрит ребенок и наблюдает острым и переимчивым взглядом, как и что делают взрослые, чему посвящают они
утро.
Нельзя сказать, чтоб
утро пропадало даром в доме Обломовых. Стук ножей, рубивших котлеты и зелень в кухне, долетал даже до деревни.
А там старуха пронесет из амбара в кухню чашку с мукой да кучу яиц; там повар вдруг выплеснет воду из окошка и обольет Арапку, которая целое
утро, не сводя глаз, смотрит в окно, ласково виляя хвостом и облизываясь.
Сам Обломов — старик тоже не без занятий. Он целое
утро сидит у окна и неукоснительно наблюдает за всем, что делается на дворе.
А ребенок все смотрел и все наблюдал своим детским, ничего не пропускающим умом. Он видел, как после полезно и хлопотливо проведенного
утра наставал полдень и обед.
Это продолжалось до тех пор, пока Васька или Мотька донес барину, что, вот-де, когда он, Мотька, сего
утра лазил на остатки галереи, так углы совсем отстали от стен и, того гляди, рухнут опять.
Долго смеялись все, наконец стали мало-помалу затихать: иной
утирал слезы, другой сморкался, третий кашлял неистово и плевал, с трудом выговаривая...
Не знают, чем и накормить его в то
утро, напекут ему булочек и крендельков, отпустят с ним соленья, печенья, варенья, пастил разных и других всяких сухих и мокрых лакомств и даже съестных припасов. Все это отпускалось в тех видах, что у немца нежирно кормят.
— Там не разъешься, — говорили обломовцы, — обедать-то дадут супу, да жаркого, да картофелю, к чаю масла, а ужинать-то морген фри — нос
утри.
А не то, так мать посмотрит
утром в понедельник пристально на него, да и скажет...
Она его обмоет, переменит белье, платье, и Андрюша полсутки ходит таким чистеньким, благовоспитанным мальчиком, а к вечеру, иногда и к
утру, опять его кто-нибудь притащит выпачканного, растрепанного, неузнаваемого, или мужики привезут на возу с сеном, или, наконец, с рыбаками приедет он на лодке, заснувши на неводу.
— Батюшка ты, светик! — приговаривала она,
утирая концом головного платка глаза. — Сиротка бедный! нет у тебя родимой матушки, некому благословить-то тебя… Дай хоть я перекрещу тебя, красавец мой!..
— Ну вот, встал бы
утром, — начал Обломов, подкладывая руки под затылок, и по лицу разлилось выражение покоя: он мысленно был уже в деревне.
Она не была похожа на
утро, на которое постепенно падают краски, огонь, которое потом превращается в день, как у других, и пылает жарко, и все кипит, движется в ярком полудне, и потом все тише и тише, все бледнее, и все естественно и постепенно гаснет к вечеру.
«Теперь или никогда!» — явились Обломову грозные слова, лишь только он проснулся
утром.
В одно прекрасное
утро Тарантьев перевез весь его дом к своей куме, в переулок, на Выборгскую сторону, и Обломов дня три провел, как давно не проводил: без постели, без дивана, обедал у Ольгиной тетки.
Вдруг оказалось, что против их дачи есть одна свободная. Обломов нанял ее заочно и живет там. Он с Ольгой с
утра до вечера; он читает с ней, посылает цветы, гуляет по озеру, по горам… он, Обломов.
— Это могло случиться сегодня
утром, если мимо окон проходила сиплая шарманка… — вмешалась Ольга с добротой, так мягко, что вынула жало из сарказма.
На другой день, только что Обломов проснулся в десятом часу
утра, Захар, подавая ему чай, сказал, что когда он ходил в булочную, так встретил барышню.
А Обломов, лишь проснется
утром, первый образ в воображении — образ Ольги, во весь рост, с веткой сирени в руках. Засыпал он с мыслью о ней, шел гулять, читал — она тут, тут.
Теперь и день и ночь, всякий час
утра и вечера принимал свой образ и был или исполнен радужного сияния, или бесцветен и сумрачен, смотря по тому, наполнялся ли этот час присутствием Ольги или протекал без нее и, следовательно, протекал вяло и скучно.
Бедный Обломов то повторял зады, то бросался в книжные лавки за новыми увражами и иногда целую ночь не спал, рылся, читал, чтоб
утром, будто нечаянно, отвечать на вчерашний вопрос знанием, вынутым из архива памяти.
Она поглядела на него молча, как будто поверяла слова его, сравнила с тем, что у него написано на лице, и улыбнулась; поверка оказалась удовлетворительною. На лице ее разлито было дыхание счастья, но мирного, которое, казалось, ничем не возмутишь. Видно, что у ней не было тяжело на сердце, а только хорошо, как в природе в это тихое
утро.
— Разве мне не будет больно ужо, когда вы будете уходить? — прибавила она. — Разве я не стану торопиться поскорей лечь спать, чтоб заснуть и не видать скучной ночи? Разве завтра не пошлю к вам
утром? Разве…
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду
утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни тетку, ни…
И потому в мелькнувшем образе Корделии, в огне страсти Обломова отразилось только одно мгновение, одно эфемерное дыхание любви, одно ее
утро, один прихотливый узор. А завтра, завтра блеснет уже другое, может быть, такое же прекрасное, но все-таки другое…
Завтра
утром Обломов встал бледный и мрачный; на лице следы бессонницы; лоб весь в морщинах; в глазах нет огня, нет желаний. Гордость, веселый, бодрый взгляд, умеренная, сознательная торопливость движений занятого человека — все пропало.
— Захар! — крикнул он
утром. — Если от Ильинских придет человек за мной, скажи, что меня дома нет, в город уехал.
Ольга шла тихо и
утирала платком слезы; но едва оботрет, являются новые. Она стыдится, глотает их, хочет скрыть даже от деревьев и не может. Обломов не видал никогда слез Ольги; он не ожидал их, и они будто обожгли его, но так, что ему от того было не горячо, а тепло.
— А счастье, от которого вы с ума сходите? — продолжала она. — А эти
утра и вечера, этот парк, а мое люблю — все это ничего не стоит, никакой цены, никакой жертвы, никакой боли?
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю ночь, писал
утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
Цитаты из русской классики со словом «утереть»
Он судорожно
утер платком пот со лба.
Радилов замолчал. Я посмотрел на него, потом на Ольгу… Ввек мне не забыть выражения ее лица. Старушка положила чулок на колени, достала из ридикюля платок и украдкой
утерла слезу. Федор Михеич вдруг поднялся, схватил свою скрипку и хриплым и диким голосом затянул песенку. Он желал, вероятно, развеселить нас, но мы все вздрогнули от его первого звука, и Радилов попросил его успокоиться.
Разговор начался про то же, и мы еще раз поплакали и еще раз
утерли слезы.
— Да, над этим еще задумаешься, — отозвался Павел Матвеич и
утер ладонью нос.
Она опять всплакнула, как только увидела своего Енюшу, но мужу не пришлось ее усовещивать: она сама поскорей
утерла свои слезы, чтобы не закапать шаль.
Синонимы к слову «утереть»
Предложения со словом «утереть»
- – Уверились! Уверились! – послышались голоса. – В торговом деле ты уже утёр носа немцам.
- Она поспешно утёрла слёзы, пока папаша не рассердился на неё за то, что она ревёт.
- Любая, кого мы оставим, к завтрашнему утру окажется на привязи дамани.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «утереть»
Значение слова «утереть»
УТЕРЕ́ТЬ, утру́, утрёшь; прош. утёр, -ла, -ло; прич. страд. прош. утёртый, утёрт, -а, -о; деепр. утере́в и утёрши; сов., перех. (несов. утирать). 1. Вытирая, удалить (слезы, пот и т. п.). Утереть пот. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова УТЕРЕТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «утереть»
Дополнительно