Неточные совпадения
Это значит ломка, шум; все вещи свалят в кучу на полу: тут и чемодан, и спинка дивана, и картины, и чубуки, и
книги, и склянки какие-то, которых в другое время и
не видать, а тут черт
знает откуда возьмутся!
—
Знаешь что, Илья? — сказал Штольц. — Ты рассуждаешь, точно древний: в старых
книгах вот так всё писали. А впрочем, и то хорошо: по крайней мере, рассуждаешь,
не спишь. Ну, что еще? Продолжай.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в
книгах истины, с которыми
не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть
книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу, — словом, он
не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц
не узнает его, воротясь.
— Верьте же мне, — заключила она, — как я вам верю, и
не сомневайтесь,
не тревожьте пустыми сомнениями этого счастья, а то оно улетит. Что я раз назвала своим, того уже
не отдам назад, разве отнимут. Я это
знаю, нужды нет, что я молода, но…
Знаете ли, — сказала она с уверенностью в голосе, — в месяц, с тех пор, как
знаю вас, я много передумала и испытала, как будто прочла большую
книгу, так, про себя, понемногу…
Не сомневайтесь же…
Недостало духа и
не нужно было обнажаться до дна души перед чиновником. «Я и
книг не знаю», — шевельнулось в нем, но
не сошло с языка и выразилось печальным вздохом.
Неточные совпадения
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая к себе
книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович
не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо
знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с
книгой, и Сережа заметил это.
Она пишет детскую
книгу и никому
не говорит про это, но мне читала, и я давал рукопись Воркуеву…
знаешь, этот издатель… и сам он писатель, кажется.
Она
знала тоже, что действительно его интересовали
книги политические, философские, богословские, что искусство было по его натуре совершенно чуждо ему, но что, несмотря на это, или лучше вследствие этого, Алексей Александрович
не пропускал ничего из того, что делало шум в этой области, и считал своим долгом всё читать.
Она еще
не знает, что в порядочном обществе и в порядочной
книге явная брань
не может иметь места; что современная образованность изобрела орудие более острое, почти невидимое и тем
не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар.
Может быть, некоторые читатели захотят
узнать мое мнение о характере Печорина? — Мой ответ — заглавие этой
книги. «Да это злая ирония!» — скажут они. —
Не знаю.