— Ну, а если не станет уменья, не сумеешь сам отыскать вдруг свою дорогу, понадобится посоветоваться, спросить — зайди к Рейнгольду: он научит. О! — прибавил он, подняв пальцы вверх и тряся головой. — Это… это (он хотел похвалить и
не нашел слова)… Мы вместе из Саксонии пришли. У него четырехэтажный дом. Я тебе адрес скажу…
Неточные совпадения
Но он сухо поблагодарил ее,
не подумал взглянуть на локти и извинился, что очень занят. Потом углубился в воспоминания лета, перебрал все подробности, вспомнил о всяком дереве, кусте, скамье, о каждом сказанном
слове, и
нашел все это милее, нежели как было в то время, когда он наслаждался этим.
— Нет,
не оставлю! Ты меня
не хотел знать, ты неблагодарный! Я пристроил тебя здесь,
нашел женщину-клад. Покой, удобство всякое — все доставил тебе, облагодетельствовал кругом, а ты и рыло отворотил. Благодетеля
нашел: немца! На аренду имение взял; вот погоди: он тебя облупит, еще акций надает. Уж пустит по миру, помяни мое
слово! Дурак, говорю тебе, да мало дурак, еще и скот вдобавок, неблагодарный!
Она так полно и много любила: любила Обломова — как любовника, как мужа и как барина; только рассказать никогда она этого, как прежде,
не могла никому. Да никто и
не понял бы ее вокруг. Где бы она
нашла язык? В лексиконе братца, Тарантьева, невестки
не было таких
слов, потому что
не было понятий; только Илья Ильич понял бы ее, но она ему никогда
не высказывала, потому что
не понимала тогда сама и
не умела.
Свияжский поглядел улыбающимися глазами на Левина и даже сделал ему чуть заметный насмешливый знак; но Левин
не находил слов помещика смешными, — он понимал их больше, чем он понимал Свияжского.
— Да
не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена, и другим не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь, и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом:
«Зачем вечор так рано скрылись?» — // Был первый Оленькин вопрос. // Все чувства в Ленском помутились, // И молча он повесил нос. // Исчезла ревность и досада // Пред этой ясностию взгляда, // Пред этой нежной простотой, // Пред этой резвою душой!.. // Он смотрит в сладком умиленье; // Он видит: он еще любим; // Уж он, раскаяньем томим, // Готов просить у ней прощенье, // Трепещет,
не находит слов, // Он счастлив, он почти здоров…
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда,
не находя слов, в слезах повалился на землю!..
Сын растерянно гладил руку матери и молчал,
не находя слов утешения, продолжая думать, что напрасно она говорит все это. А она действительно истерически посмеивалась, и шепот ее был так жутко сух, как будто кожа тела ее трещала и рвалась.
Неточные совпадения
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее
не выдам… «Вы
найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен…
Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Скотинин. Я ее и знаю. Я и сам в этом таков же. Дома, когда зайду в клева да
найду их
не в порядке, досада и возьмет. И ты,
не в пронос
слово, заехав сюда,
нашел сестрин дом
не лучше клевов, тебе и досадно.
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Скажи всю правду; если б я греха
не побоялся, я бы те,
не говоря еще ни
слова, за ноги да об угол. Да
не хочу губить души,
не найдя виноватого.
Из всех этих
слов народ понимал только: «известно» и «наконец
нашли». И когда грамотеи выкрикивали эти
слова, то народ снимал шапки, вздыхал и крестился. Ясно, что в этом
не только
не было бунта, а скорее исполнение предначертаний начальства. Народ, доведенный до вздыхания, — какого еще идеала можно требовать!
— И будучи я приведен от тех его
слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери, для нас
не нашли?