Неточные совпадения
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения
сердца, пульса, трепета, восторженных речей и сладких
слез. Ум и
сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
От слов, от звуков, от этого чистого, сильного девического голоса билось
сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали
слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаться от звуков, и сейчас же опять
сердце жаждало жизни…
—
Слезы, хотя вы и скрывали их; это дурная черта у мужчин — стыдиться своего
сердца. Это тоже самолюбие, только фальшивое. Лучше бы они постыдились иногда своего ума: он чаще ошибается. Даже Андрей Иваныч, и тот стыдлив
сердцем. Я это ему говорила, и он согласился со мной. А вы?
— Да, теперь, может быть, когда уже видели, как плачет о вас женщина… Нет, — прибавила она, — у вас нет
сердца. Вы не хотели моих
слез, говорите вы, так бы и не сделали, если б не хотели…
Потом, она так доступна чувству сострадания, жалости! У ней нетрудно вызвать
слезы; к
сердцу ее доступ легок. В любви она так нежна; во всех ее отношениях ко всем столько мягкости, ласкового внимания — словом, она женщина!
А Обломов? Отчего он был нем и неподвижен с нею вчера, нужды нет, что дыхание ее обдавало жаром его щеку, что ее горячие
слезы капали ему на руку, что он почти нес ее в объятиях домой, слышал нескромный шепот ее
сердца?.. А другой? Другие смотрят так дерзко…
— Ради Бога, воротись! — не голосом, а
слезами кричал он. — Ведь и преступника надо выслушать… Боже мой! Есть ли
сердце у ней?.. Вот женщины!
А если до сих пор эти законы исследованы мало, так это потому, что человеку, пораженному любовью, не до того, чтоб ученым оком следить, как вкрадывается в душу впечатление, как оковывает будто сном чувства, как сначала ослепнут глаза, с какого момента пульс, а за ним
сердце начинает биться сильнее, как является со вчерашнего дня вдруг преданность до могилы, стремление жертвовать собою, как мало-помалу исчезает свое я и переходит в него или в нее, как ум необыкновенно тупеет или необыкновенно изощряется, как воля отдается в волю другого, как клонится голова, дрожат колени, являются
слезы, горячка…
— А
слезы? — сказала она. — Разве они не от
сердца были, когда я плакала? Я не лгала, я была искренна…
Только когда приезжал на зиму Штольц из деревни, она бежала к нему в дом и жадно глядела на Андрюшу, с нежной робостью ласкала его и потом хотела бы сказать что-нибудь Андрею Ивановичу, поблагодарить его, наконец, выложить пред ним все, все, что сосредоточилось и жило неисходно в ее
сердце: он бы понял, да не умеет она, и только бросится к Ольге, прильнет губами к ее рукам и зальется потоком таких горячих
слез, что и та невольно заплачет с нею, а Андрей, взволнованный, поспешно уйдет из комнаты.
С стесненным, переполненным
слезами сердцем я хотел уже выйти из хаты, как вдруг мое внимание привлек яркий предмет, очевидно, нарочно повешенный на угол оконной рамы. Это была нитка дешевых красных бус, известных в Полесье под названием «кораллов», — единственная вещь, которая осталась мне на память об Олесе и об ее нежной, великодушной любви.
Неточные совпадения
Нет великой оборонушки! // Кабы знали вы да ведали, // На кого вы дочь покинули, // Что без вас я выношу? // Ночь —
слезами обливаюся, // День — как травка пристилаюся… // Я потупленную голову, //
Сердце гневное ношу!..
19) Грустилов, Эраст Андреевич, статский советник. Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью
сердца, любил пить чай в городской роще и не мог без
слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году. Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год.
Тогда бригадир вдруг засовестился. Загорелось
сердце его стыдом великим, и стоял он перед глуповцами и точил
слезы. ("И все те его
слезы были крокодиловы", — предваряет летописец события.)
В 4 часа, чувствуя свое бьющееся
сердце, Левин
слез с извозчика у Зоологического Сада и пошел дорожкой к горам и катку, наверное зная, что найдет ее там, потому что видел карету Щербацких у подъезда.
— Вы мне гадки, отвратительны! — закричала она, горячась всё более и более. — Ваши
слезы — вода! Вы никогда не любили меня; в вас нет ни
сердца, ни благородства! Вы мне мерзки, гадки, чужой, да, чужой совсем! — с болью и злобой произнесла она это ужасное для себя слово чужой.