Неточные совпадения
Прочими книгами в старом доме одно время заведовала
Вера, то есть брала, что ей нравилось,
читала или не
читала, и ставила опять на свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами.
Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
— Послушайте,
Вера: дайте мне комнату здесь в доме — мы будем вместе
читать, учиться… хотите учиться?
Письмо оканчивалось этой строкой. Райский дочитал — и все глядел на строки, чего-то ожидая еще, стараясь
прочесть за строками. В письме о самой
Вере не было почти ничего: она оставалась в тени, а освещен один он — и как ярко!
Он проворно сел за свои тетради, набросал свои мучения, сомнения и как они разрешились. У него лились заметки, эскизы, сцены, речи. Он вспомнил о письме
Веры, хотел
прочесть опять, что она писала о нем к попадье, и схватил снятую им копию с ее письма.
Он жадно пробегал его, с улыбкой задумался над нельстивым, крупным очерком под пером
Веры самого себя, с легким вздохом перечел ту строку, где говорилось, что нет ему надежды на ее нежное чувство, с печалью
читал о своей докучливости, но на сердце у него было покойно, тогда как вчера — Боже мой! Какая тревога!
Но когда он
прочитал письмо
Веры к приятельнице, у него невидимо и незаметно даже для него самого, подогрелась эта надежда. Она там сознавалась, что в нем, в Райском, было что-то: «и ум, и много талантов, блеска, шума или жизни, что, может быть, в другое время заняло бы ее, а не теперь…»
Вера думала, что отделалась от книжки, но неумолимая бабушка без нее не велела
читать дальше и сказала, что на другой день вечером чтение должно быть возобновлено.
Вера с тоской взглянула на Райского. Он понял ее взгляд и предложил лучше погулять.
Вера не зевала, не следила за полетом мух, сидела, не разжимая губ, и сама
читала внятно, когда приходила ее очередь
читать. Бабушка радовалась ее вниманию.
— Ну, бабушка, — заметил Райский, —
Веру вы уже наставили на путь. Теперь если Егорка с Мариной
прочитают эту «аллегорию» — тогда от добродетели некуда будет деваться в доме!
Все это глубокомыслие сбывал Райский в дневник с надеждой
прочесть его при свидании
Вере, а с ней продолжал меняться коротенькими, дружескими записками.
—
Вера Васильевна! — сказал он, глядя на нее в смущении. — Борис Павлович, — начал он, продолжая глядеть на нее, — ты знаешь, кто еще
читал твои книги и помогал мне разбирать их!..
— Послушай,
Вера, я хотел у тебя кое-что спросить, — начал он равнодушным голосом, — сегодня Леонтий упомянул, что ты
читала книги в моей библиотеке, а ты никогда ни слова мне о них не говорила. Правда это?
— Не говорите и вы этого,
Вера. Не стал бы я тут слушать и
читать лекции о любви! И если б хотел обмануть, то обманул бы давно — стало быть, не могу…
Но хитрая и умная барыня не дала никакого другого хода этим вопросам, и они выглянули у ней только из глаз, и на минуту.
Вера, однако,
прочла их, хотя та переменила взгляд сомнения на взгляд участия.
Прочла и Татьяна Марковна.
Вера была бледна, лицо у ней как камень; ничего не
прочтешь на нем. Жизнь точно замерзла, хотя она и говорит с Марьей Егоровной обо всем, и с Марфенькой и с Викентьевым. Она заботливо спросила у сестры, запаслась ли она теплой обувью, советовала надеть плотное шерстяное платье, предложила свой плед и просила, при переправе чрез Волгу, сидеть в карете, чтоб не продуло.
Переработает ли в себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала себя
Вера и
читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к другой, не прежней
Вере и к ожидающей ее новой, неизвестной, а не той судьбе, какую она ей гадала? Не сетует ли бессознательно про себя на ее своевольное ниспровержение своей счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?
Она, шепотом, скрадывая некоторые слова и выражения,
прочла письма и, скомкав оба, спрятала в карман. Татьяна Марковна выпрямилась в кресле и опять сгорбилась, подавляя страдание. Потом пристально посмотрела в глаза
Вере.
Бабушка говорила робко, потому что все еще не знала, для чего
прочла ей письма
Вера. Она была взволнована дерзостью Марка и дрожала в беспокойстве за
Веру, боясь опасного поворота страсти, но скрывала свое волнение и беспокойство.
Неточные совпадения
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол и женский, —
читал священник вслед за переменой колец, — и от Тебе сочетавается мужу жена, в помощь и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранныя Твоя: призри на раба Твоего Константина и на рабу Твою Екатерину и утверди обручение их в
вере, и единомыслии, и истине, и любви»….
— Но, по
вере вашей, Кутузов, вы не можете претендовать на роль вождя. Маркс не разрешает это, вождей — нет, историю делают массы. Лев Толстой развил эту ошибочную идею понятнее и проще Маркса, прочитайте-ка «Войну и мир».
— Ты
читала это? — осведомилась
Вера Петровна, показывая ей книгу Мопассана.
— Да, кабы не вы, погибла бы совсем, — сказала тетка. — Спасибо вам. Видеть же вас я хотела затем, чтобы попросить вас передать письмо
Вере Ефремовне, — сказала она, доставая письмо из кармана. — Письмо не запечатано, можете
прочесть его и разорвать или передать, — что найдете более сообразным с вашими убеждениями, — сказала она. — В письме нет ничего компрометирующего.
Так же верил и дьячок и еще тверже, чем священник, потому что совсем забыл сущность догматов этой
веры, а знал только, что за теплоту, за поминание, за часы, за молебен простой и за молебен с акафистом, за всё есть определенная цена, которую настоящие христиане охотно платят, и потому выкрикивал свои: «помилось, помилось», и пел, и
читал, что положено, с такой же спокойной уверенностью в необходимости этого, с какой люди продают дрова, муку, картофель.