Неточные совпадения
Когда опекун привез
его в школу и посадили
его на лавку,
во время класса, кажется, первым бы делом новичка было вслушаться, что спрашивает учитель, что отвечают ученики.
Если в доме есть девицы, то принесет фунт конфект, букет цветов и старается подладить тон разговора под
их лета, занятия, склонности, сохраняя утонченнейшую учтивость, смешанную с неизменною почтительностью рыцарей старого
времени, не позволяя себе нескромной мысли, не только намека в речи, не являясь перед
ними иначе, как
во фраке.
Во время этого мысленного монолога она с лукавой улыбкой смотрела на
него и, кажется, не чужда была удовольствия помучить
его и помучила бы, если б…
он не «брякнул» неожиданным вопросом.
— А в школе, — продолжал Козлов, не слушая
его, — защищал от забияк и сам
во все
время оттаскал меня за волосы… всего два раза…
Марфенька так покраснела от удовольствия, что щеки у ней
во все
время, пока рассматривали подарки и говорили о
них, оставались красны.
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она
их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти женщины, право, одни и те же
во все
времена, — продолжал
он. — Вон у римских матрон, даже у жен кесарей, консулов патрициев — всегда хвост целый… Мне — Бог с ней: мне не до нее, это домашнее дело! У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил
он, — изменяю ей, забываю, есть ли она в доме, нет ли…
Он чаще прежнего заставал ее у часовни молящеюся. Она не таилась и даже однажды приняла
его предложение проводить ее до деревенской церкви на гору, куда ходила одна, и
во время службы и вне службы, долго молясь и стоя на коленях неподвижно, задумчиво, с поникшей головой.
На этом бы и остановиться
ему, отвернуться от Малиновки навсегда или хоть надолго, и не оглядываться — и все потонуло бы в пространстве, даже не такой дали, какую предполагал Райский между Верой и собой, а двух-трехсот верст, и
во времени — не годов, а пяти-шести недель, и осталось бы разве смутное воспоминание от этой трескотни, как от кошмара.
Она куталась в плед, чтоб согреться, и взглядывала по
временам на Райского, почти не замечая, что
он делает, и все задумывалась, задумывалась, и казалось, будто в глазах ее отражалось течение всей ее молодой, но уже глубоко взволнованной и еще не успокоенной жизни, жажда покоя, тайные муки и робкое ожидание будущего, — все мелькало
во взгляде.
В Риме, устроив с Кириловым мастерскую,
он делил
время между музеями, дворцами, руинами, едва чувствуя красоту природы, запирался, работал, потом терялся в новой толпе, казавшейся
ему какой-то громадной, яркой, подвижной картиной, отражавшей в себе тысячелетия —
во всем блеске величия и в поразительной наготе всей мерзости — отжившего и живущего человечества.
— Я, однако, не понимаю, — отвечал князь, — отчего эти всегдашние жалобы на расстройство обстоятельств? У него очень хорошее состояние, а Наташину Хабаровку, в которой мы с вами
во время оно игрывали на театре, я знаю как свои пять пальцев, — чудесное именье! и всегда должно приносить прекрасный доход.
Неточные совпадения
Городничий. Ведь
оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что
он запанибрата со всеми министрами и
во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со
временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Кричал
он во всякое
время, и кричал необыкновенно.
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно было
во всякое
время отнять
его от слишком лакомых уст.
Тут только понял Грустилов, в чем дело, но так как душа
его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее.
Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая
во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Постоянно застегнутый на все пуговицы и имея наготове фуражку и перчатки,
он представлял собой тип градоначальника, у которого ноги
во всякое
время готовы бежать неведомо куда.