Неточные совпадения
В карты играл он без ошибки и имел репутацию приятного игрока, потому что был снисходителен к ошибкам других, никогда не сердился, а
глядел на ошибку с таким же приличием, как
на отличный ход. Потом он играл и по большой, и по маленькой, и с крупными игроками, и с капризными дамами.
— Вот тебе раз! — сказал он и поглядел около себя. — Да вот! — Он указал
на полицейского чиновника, который упорно
глядел в одну сторону.
— Ты
на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое, а там
глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь
на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
— Да, кузина: вы обмануты, и ваши тетки прожили жизнь в страшном обмане и принесли себя в жертву призраку, мечте, пыльному воспоминанию… Он велел! — говорил он,
глядя почти с яростью
на портрет, — сам жил обманом, лукавством или силою, мотал, творил ужасы, а другим велел не любить, не наслаждаться!
«Нет, нет, не этот! — думал он,
глядя на портрет, — это тоже предок, не успевший еще полинять; не ему, а принципу своему покорна ты…»
А со временем вы постараетесь узнать, нет ли и за вами какого-нибудь дела, кроме визитов и праздного спокойствия, и будете уже с другими мыслями
глядеть и туда,
на улицу.
— Как это вы делали, расскажите! Так же сидели,
глядели на все покойно, так же, с помощью ваших двух фей, медленно одевались, покойно ждали кареты, чтоб ехать туда, куда рвалось сердце? не вышли ни разу из себя, тысячу раз не спросили себя мысленно, там ли он, ждет ли, думает ли? не изнемогли ни разу, не покраснели от напрасно потерянной минуты или от счастья, увидя, что он там? И не сбежала краска с лица, не являлся ни испуг, ни удивление, что его нет?
Один с уверенностью
глядит на учителя, просит глазами спросить себя, почешет колени от нетерпения, потом голову.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно
на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался
на бельведер смотреть оттуда в лес или шел
на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро
глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
Против него садился Райский и с удивлением
глядел на лицо Васюкова, следил, как, пока еще с тупым взглядом, достает он скрипку, вяло берет смычок, намажет его канифолью, потом сначала пальцем тронет струны, повинтит винты, опять тронет, потом поведет смычком — и все еще
глядит сонно. Но вот заиграл — и проснулся, и улетел куда-то.
Потом помнит он, как она водила его
на Волгу, как по целым часам сидела,
глядя вдаль, или указывала ему
на гору, освещенную солнцем,
на кучу темной зелени,
на плывущие суда.
Даже когда являлся у Ирины, Матрены или другой дворовой девки непривилегированный ребенок, она выслушает донесение об этом молча, с видом оскорбленного достоинства; потом велит Василисе дать чего там нужно, с презрением
глядя в сторону, и только скажет: «Чтоб я ее не видала, негодяйку!» Матрена и Ирина, оправившись, с месяц прятались от барыни, а потом опять ничего, а ребенок отправлялся «
на село».
Распорядившись утром по хозяйству, бабушка, после кофе, стоя сводила у бюро счеты, потом садилась у окон и
глядела в поле, следила за работами, смотрела, что делалось
на дворе, и посылала Якова или Василису, если
на дворе делалось что-нибудь не так, как ей хотелось.
Он долго стоял и, закрыв глаза, переносился в детство, помнил, что подле него сиживала мать, вспоминал ее лицо и задумчивое сияние глаз, когда она
глядела на картину…
«О чем это он все думает? — пыталась отгадать бабушка,
глядя на внука, как он внезапно задумывался после веселости, часто также внезапно, — и что это он все там у себя делает?»
Потом бежал
на Волгу, садился
на обрыв или сбегал к реке, ложился
на песок, смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой в кустах, и
глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
Верочка только что ворвалась в переднюю, как бросилась вприпрыжку вперед и исчезла из глаз, вскидывая далеко пятки и едва
глядя по сторонам,
на портреты.
Бабушка с почтением и с завистью, а Райский с любопытством
глядел на стариков, слушал, как они припоминали молодость, не верил их словам, что она была первая красавица в губернии, а он — молодец и сводил будто женщин с ума.
— Да, правда: мне, как глупой девочке, было весело смотреть, как он вдруг робел, боялся взглянуть
на меня, а иногда, напротив, долго
глядел, — иногда даже побледнеет. Может быть, я немного кокетничала с ним, по-детски, конечно, от скуки… У нас было иногда… очень скучно! Но он был, кажется, очень добр и несчастлив: у него не было родных никого. Я принимала большое участие в нем, и мне было с ним весело, это правда. Зато как я дорого заплатила за эту глупость!..
— С ним? — спросил он,
глядя на портрет ее мужа.
— С ним! — сказала она,
глядя с кроткой лаской тоже
на портрет.
— Я была очень счастлива, — сказала Беловодова, и улыбка и взгляд говорили, что она с удовольствием
глядит в прошлое. — Да, cousin, когда я в первый раз приехала
на бал в Тюльери и вошла в круг, где был король, королева и принцы…
— И когда я вас встречу потом, может быть, измученную горем, но богатую и счастьем, и опытом, вы скажете, что вы недаром жили, и не будете отговариваться неведением жизни. Вот тогда вы
глянете и туда,
на улицу, захотите узнать, что делают ваши мужики, захотите кормить, учить, лечить их…
— Mon Dieu, mon Dieu! [О Боже, Боже! (фр.)] — говорила она,
глядя на дверь, — что вы говорите!.. вы знаете сами, что это невозможно!
— Ах, опять этот пилит! — с досадой сказал он,
глядя на противоположное окно флигеля. — И опять то же! — прибавил он, захлопывая форточку.
Он
глядел на ширмы и стоял боязливо, боясь идти туда.
Она улыбнулась, а он оцепенел от ужаса: он слыхал, что значит это «легче». Но он старался улыбнуться, судорожно сжал ей руки и с боязнью
глядел то
на нее, то вокруг себя.
«Нет, нет, — она не то, она — голубь, а не женщина!» — думал он, заливаясь слезами и
глядя на тихо качающийся гроб.
У гроба
на полу стояла
на коленях после всех пришедшая и более всех пораженная смертью Наташи ее подруга: волосы у ней были не причесаны, она дико осматривалась вокруг, потом
глядела на лицо умершей и, положив голову
на пол, судорожно рыдала…
— Бедная Наташа! — со вздохом отнесся он, наконец, к ее памяти,
глядя на эскиз. — Ты и живая была так же бледно окрашена в цвета жизни, как и
на полотне моей кистью, и
на бумаге пером! Надо переделать и то, и другое! — заключил он.
Она долго
глядит на эту жизнь, и, кажется, понимает ее, и нехотя отходит от окна, забыв опустить занавес. Она берет книгу, развертывает страницу и опять погружается в мысль о том, как живут другие.
Он схватил кисть и жадными, широкими глазами
глядел на ту Софью, какую видел в эту минуту в голове, и долго, с улыбкой мешал краски
на палитре, несколько раз готовился дотронуться до полотна и в нерешительности останавливался, наконец провел кистью по глазам, потушевал, открыл немного веки. Взгляд у ней стал шире, но был все еще покоен.
— Как, Софья Николаевна? Может ли быть? — говорил Аянов,
глядя во все широкие глаза
на портрет. — Ведь у тебя был другой; тот, кажется, лучше: где он?
Глядя на эти задумчивые, сосредоточенные и горячие взгляды,
на это, как будто уснувшее, под непроницаемым покровом волос, суровое, неподвижное лицо, особенно когда он, с палитрой пред мольбертом, в своей темной артистической келье, вонзит дикий и острый, как гвоздь, взгляд в лик изображаемого им святого, не подумаешь, что это вольный, как птица, художник мира, ищущий светлых сторон жизни, а примешь его самого за мученика, за монаха искусства, возненавидевшего радости и понявшего только скорби.
Она вздрогнула, немного отшатнулась от стола и с удивлением
глядела на Райского. У нее в глазах стояли вопросы: как он? откуда взялся? зачем тут?
«Что же это такое? — думал Райский,
глядя на привезенный им портрет, — она опять не похожа, она все такая же!.. Да нет, она не обманет меня: это спокойствие и холод, которым она сейчас вооружилась передо мной, не прежний холод — о нет! это натяжка, принуждение. Там что-то прячется, под этим льдом, — посмотрим!»
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами, кузина: что мне за дело? Я закрываю глаза и уши, я слеп, глух и нем, — говорил он, закрывая глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он,
глядя прямо
на нее, — вы почувствуете все, что я говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас…
на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
Все люди
на дворе, опешив за работой, с разинутыми ртами
глядели на Райского. Он сам почти испугался и смотрел
на пустое место: перед ним
на земле были только одни рассыпанные зерна.
Она взглянула
на портрет матери Райского. Долго
глядела она
на ее томные глаза,
на задумчивую улыбку.
— Здесь, здесь, сейчас! — отозвался звонкий голос Марфеньки из другой комнаты, куда она вышла, и она впорхнула, веселая, живая, резвая с улыбкой, и вдруг остановилась. Она
глядела то
на бабушку, то
на Райского, в недоумении. Бабушка сильно расходилась.
Марфенька прижалась к печке и
глядела на обоих, не зная, что ей сказать.
— Я очень люблю детей, — оправдывалась она, смущенная, — мне завидно
глядеть на Надежду Никитишну: у ней семь человек…
Райский бросил взгляд
на Волгу, забыл все и замер неподвижно, воззрясь в ее задумчивое течение,
глядя, как она раскидывается по лугам широкими разливами.
— Какого учителя? Здесь не живет учитель… — говорил он, продолжая с изумлением
глядеть на посетителя.
— Им не его надо, — возразил писарь,
глядя на Райского, — пожалуйте за мной! — прибавил он и проворно пошел вперед.
Он шел смотреть Рафаэля, но авторитета фламандской школы не уважал, хотя невольно улыбался,
глядя на Теньера.
Но где Уленьке было заметить такую красоту? Она заметила только, что у него то
на вицмундире пуговицы нет, то панталоны разорваны или худые сапоги. Да еще странно казалось ей, что он ни разу не посмотрел
на нее пристально, а
глядел как
на стену,
на скатерть.
«Везде
глядит, только не
на меня, — медведь!» — думала она.
Она равнодушно
глядела на изношенный рукав, как
на дело до нее не касающееся, потом
на всю фигуру его, довольно худую,
на худые руки,
на выпуклый лоб и бесцветные щеки. Только теперь разглядел Леонтий этот, далеко запрятанный в черты ее лица, смех.
Она бросила беглый взгляд
на лицо,
на костюм Райского, и потом лукаво и смело
глядела ему прямо в глаза.