Неточные совпадения
Какой эдем распахнулся ему в этом уголке, откуда его увезли в детстве и где потом он
гостил мальчиком иногда, в летние каникулы. Какие виды кругом — каждое окно в доме
было рамой своей особенной картины!
Она стригла седые волосы и ходила дома по двору и по саду с открытой головой, а в праздник и при
гостях надевала чепец; но чепец держался чуть-чуть на маковке, не шел ей и как будто готов
был каждую минуту слететь с головы. Она и сама, просидев пять минут с
гостем, извинится и снимет.
К бабушке он питал какую-то почтительную, почти благоговейную дружбу, но пропитанную такой теплотой, что по тому только, как он входил к ней, садился, смотрел на нее, можно
было заключить, что он любил ее без памяти. Никогда, ни в отношении к ней, ни при ней, он не обнаружил, по своему обыкновению, признака короткости, хотя
был ежедневным ее
гостем.
— Я скоро опомнилась и стала отвечать на поздравления, на приветствия, хотела подойти к maman, но взглянула на нее, и… мне страшно стало: подошла к теткам, но обе они сказали что-то вскользь и отошли. Ельнин из угла следил за мной такими глазами, что я ушла в другую комнату. Maman, не простясь, ушла после
гостей к себе. Надежда Васильевна, прощаясь, покачала головой, а у Анны Васильевны на глазах
были слезы…
— Ты хозяин, так как же не вправе? Гони нас вон: мы у тебя в
гостях живем — только хлеба твоего не
едим, извини… Вот, гляди, мои доходы, а вот расходы…
— Я жить не стану, а когда приеду
погостить, вот как теперь, вы мне дайте комнату в мезонине — и мы
будем вместе гулять,
петь, рисовать цветы, кормить птиц: ти, ти, ти, цып, цып, цып! — передразнил он ее.
А Устинья тоже замечательна в своем роде. Она — постоянный предмет внимания и развлечения
гостей. Это
была нескладная баба, с таким лицом, которое как будто чему-нибудь сильно удивилось когда-то, да так на всю жизнь и осталось с этим удивлением. Но Леонтий и ее не замечал.
— Обедать, где попало, лапшу, кашу? не прийти домой… так, что ли? Хорошо же: вот я
буду уезжать в Новоселово, свою деревушку, или соберусь
гостить к Анне Ивановне Тушиной, за Волгу: она давно зовет, и возьму все ключи, не велю готовить, а ты вдруг придешь к обеду: что ты скажешь?
— Что? — повторила она, — молод ты, чтоб знать бабушкины проступки. Уж так и
быть, изволь, скажу: тогда откупа пошли, а я вздумала велеть пиво варить для людей, водку гнали дома, не много, для
гостей и для дворни, а все же запрещено
было; мостов не чинила… От меня взятки-то гладки, он и озлобился, видишь! Уж коли кто несчастлив, так, значит, поделом. Проси скорее прощения, а то пропадешь, пойдет все хуже… и…
Желания у ней вращаются в кругу ее быта: она любит, чтобы Святая неделя
была сухая, любит Святки, сильный мороз, чтобы сани скрипели и за нос щипало. Любит катанье и танцы, толпу, праздники, приезд
гостей и выезды с визитами — до страсти. Охотница до нарядов, украшений, мелких безделок на столе, на этажерках.
— Если б вас не
было, мы бы рано ужинали, а в одиннадцать часов спать; когда
гостей нет, мы рано ложимся.
— Да, она — мой двойник: когда она
гостит у меня, мы часто и долго любуемся с ней Волгой и не наговоримся, сидим вон там на скамье, как вы угадали… Вы не
будете больше
пить кофе? Я велю убрать…
К нему все привыкли в городе, и почти везде, кроме чопорных домов, принимали его, ради его безобидного нрава, домашних его несогласий и ради провинциального гостеприимства. Бабушка не принимала его, только когда ждала «хороших
гостей», то
есть людей поважнее в городе.
Чай он
пил с ромом, за ужином опять
пил мадеру, и когда все
гости ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях доброго старого времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
Но все еще он не завоевал себе того спокойствия, какое налагала на него Вера: ему бы надо уйти на целый день, поехать с визитами, уехать
гостить на неделю за Волгу, на охоту, и забыть о ней. А ему не хочется никуда: он целый день сидит у себя, чтоб не встретить ее, но ему приятно знать, что она тут же в доме. А надо добиться, чтоб ему это
было все равно.
Чтобы уже довершить над собой победу, о которой он, надо правду сказать, хлопотал из всех сил, не спрашивая себя только, что кроется под этим рвением: искреннее ли намерение оставить Веру в покое и уехать или угодить ей, принести «жертву»,
быть «великодушным», — он обещал бабушке поехать с ней с визитами и даже согласился появиться среди ее городских
гостей, которые приедут в воскресенье «на пирог».
Но бабушка
была уже сама не своя: она не рада
была, что затеяла позвать
гостей.
Домовитость Татьяны Марковны и порханье Марфеньки, ее пение, живая болтовня с веселым, бодрым, скачущим Викентьевым, иногда приезд
гостей, появление карикатурной Полины Карповны, бурливого Опенкина, визиты хорошо одетых и причесанных барынь, молодых щеголей — он не замечал ничего. Ни весело, ни скучно, ни тепло, ни холодно ему
было от всех этих лиц и явлений.
Через неделю после радостного события все в доме пришло в прежний порядок. Мать Викентьева уехала к себе, Викентьев сделался ежедневным
гостем и почти членом семьи. И он, и Марфенька не скакали уже. Оба
были сдержаннее, и только иногда живо спорили, или
пели, или читали вдвоем.
— Да, с братией. У меня все новое
есть. Только вы не показывайте там бабушке или тупоумным вашим
гостям. Я хотя и не знаю вас, а верю, что вы не связываетесь с ними…
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается ехать
гостить за Волгу, к матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который
будет на следующей неделе, что бабушка останется одна и пропадет с тоски, если он не принесет этой жертвы… и бабушке, и ей…
Бабушка не решилась оставить его к обеду при «хороших
гостях» и поручила Викентьеву
напоить за завтраком, что тот и исполнил отчетливо, так что к трем часам Опенкин
был «готов» совсем и спал крепким сном в пустой зале старого дома.
— Бог его знает — бродит где-нибудь; в
гости, в город ушел, должно
быть; и никогда не скажет куда — такая вольница! Не знаешь, куда лошадь послать за ним!
— Сегодня говорить с бабушкой нельзя:
гости! Бог знает что с ней
будет! Завтра!
Она принимала
гостей, ходила между ними, потчевала, но Райский видел, что она, после визита к Вере,
была уже не в себе. Она почти не владела собой, отказывалась от многих блюд, не обернулась, когда Петрушка уронил и разбил тарелки; останавливалась среди разговора на полуслове, пораженная задумчивостью.
А после обеда, когда
гости, пользуясь скупыми лучами сентябрьского солнца, вышли на широкое крыльцо, служившее и балконом,
пить кофе, ликер и курить, Татьяна Марковна продолжала ходить между ними, иногда не замечая их, только передергивала и поправляла свою турецкую шаль. Потом спохватится и вдруг заговорит принужденно.
Полины Карповны не
было. Она сказалась больною, прислала Марфеньке цветы и деревья с зеленью. Райский заходил к ней утром сам, чтобы как-нибудь объяснить вчерашнюю свою сцену с ней и узнать, не заметила ли она чего-нибудь. Но она встретила его с худо скрываемым, под видом обидчивости, восторгом, хотя он прямо сказал ей, что обедал накануне не дома, в
гостях — там много
пили — и он
выпил лишнюю рюмку — и вот «до чего дошел»!
И бабушка, занимаясь
гостями, вдруг вспомнит, что с Верой «неладно», что она не в себе, не как всегда, а иначе, хуже, нежели какая
была; такою она ее еще не видала никогда — и опять потеряется. Когда Марфенька пришла сказать, что Вера нездорова и в церкви не
будет, Татьяна Марковна рассердилась сначала.
Бабушка немного успокоилась, что она пришла, но в то же время замечала, что Райский меняется в лице и старается не глядеть на Веру. В первый раз в жизни, может
быть, она проклинала
гостей. А они уселись за карты,
будут пить чай, ужинать, а Викентьева уедет только завтра.
У Марфеньки на глазах
были слезы. Отчего все изменилось? Отчего Верочка перешла из старого дома? Где Тит Никоныч? Отчего бабушка не бранит ее, Марфеньку: не сказала даже ни слова за то, что, вместо недели, она пробыла в
гостях две? Не любит больше? Отчего Верочка не ходит по-прежнему одна по полям и роще? Отчего все такие скучные, не говорят друг с другом, не дразнят ее женихом, как дразнили до отъезда? О чем молчат бабушка и Вера? Что сделалось со всем домом?
Венчали их в сельской церкви, после обедни в воскресенье, и потом
гостям предложен
был парадный завтрак в большой зале старого дома, которую перед тем за неделю мыли, чистили, скребли, чтоб отпировать в ней в последний раз.