Неточные совпадения
— А спроси его, — сказал Райский, — зачем он тут стоит и кого так пристально высматривает и выжидает? Генерала! А нас с тобой не видит, так что любой прохожий может вытащить у нас платок из кармана. Ужели ты считал делом твои
бумаги? Не будем распространяться об этом, а скажу тебе, что я, право, больше
делаю, когда мажу свои картины, бренчу на рояле и даже когда поклоняюсь красоте…
Он нарочно станет думать о своих петербургских связях, о приятелях, о художниках, об академии, о Беловодовой — переберет два-три случая в памяти, два-три лица, а четвертое лицо выйдет — Вера. Возьмет
бумагу, карандаш,
сделает два-три штриха — выходит ее лоб, нос, губы. Хочет выглянуть из окна в сад, в поле, а глядит на ее окно: «Поднимает ли белая ручка лиловую занавеску», как говорит справедливо Марк. И почем он знает? Как будто кто-нибудь подглядел да сказал ему!
—
Сделать то, что я сказал сейчас, то есть признаться, что ты любишь, и сказать, от кого письмо на синей
бумаге! это — второй выход…
«Что она
делает? — вертелось у бабушки в голове, — читать не читает — у ней там нет книг (бабушка это уже знала), разве пишет:
бумага и чернильница есть».
Он с жадностью выпил стакан, торопя садовника
сделать букет. Наконец тот кончил. Райский щедро заплатил ему и, завернув в
бумагу оба букета, осторожно и торопливо понес домой.
Он с живостью собрал все
бумаги, кучей, в беспорядке сунул их в большой старый портфель —
сделал «ух», как будто горбатый вдруг сбросил горб, и весело потер рука об руку.
Теперь они шли по улице, озябшие и несчастные. Слезы текли из слепых глаз старухи и замерзали на лице. Старик шел с какой-то горестной торжественностью и, постукивая палкой по мерзлой земле, поднимал лицо высоко, как будто глядя в небо слепыми глазами. Оказалось, что они шли «
делать бумагу» в управе. В эту ночь из амбара якута, у которого они зимовали, украли их сокровища, стоившие нескольких лет тяжкого труда…
Неточные совпадения
Окончив письма, Степан Аркадьич придвинул к себе
бумаги из присутствия, быстро перелистовал два дела, большим карандашом
сделал несколько отметок и, отодвинув дела, взялся за кофе; за кофеем он развернул еще сырую утреннюю газету и стал читать ее.
— Нет, вы уж так
сделайте, как я говорил, — сказал он, улыбкой смягчая замечание, и, кратко объяснив, как он понимает дело, отодвинул
бумаги и сказал: — Так и
сделайте, пожалуйста, так, Захар Никитич.
В числе этих
бумаг лежали и нужные ему справки и набросанный конспект того заявления, которое он намеревался
сделать.
— Постой, постой! — закричал вдруг Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, — совсем было забыл… У меня остались ваши
бумаги, Григорий Александрович… я их таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где Бог дал свидеться… Что мне с ними
делать?..
— Благодетель! вы все можете
сделать. Не закон меня страшит, — я перед законом найду средства, — но то, что непов<инно> я брошен в тюрьму, что я пропаду здесь, как собака, и что мое имущество,
бумаги, шкатулка… спасите!