Неточные совпадения
Но ни ревности, ни боли он не чувствовал и только трепетал от красоты как будто перерожденной, новой для него женщины. Он любовался уже их любовью и радовался их радостью, томясь жаждой превратить и то и
другое в образы и звуки. В нем
умер любовник и ожил бескорыстный артист.
— Не говорите, ах, не говорите мне страшных слов… — почти простонала она. — Вам ли стыдить меня? Я постыдилась бы
другого… А вы! Помните!.. Мне страшно, больно, я захвораю,
умру… Мне тошно жить, здесь такая скука…
— Я давно подумала: какие бы ни были последствия, их надо — не скрыть, а перенести! Может быть, обе
умрем, помешаемся — но я ее не обману. Она должна была знать давно, но я надеялась сказать ей
другое… и оттого молчала… Какая казнь! — прибавила она тихо, опуская голову на подушку.
Сознание всего
другого, кроме «беды»,
умерло в лице; она точно лунатик или покойница.
— Ты знаешь, нет ничего тайного, что не вышло бы наружу! — заговорила Татьяна Марковна, оправившись. — Сорок пять лет два человека только знали: он да Василиса, и я думала, что мы
умрем все с тайной. А вот — она вышла наружу! Боже мой! — говорила как будто в помешательстве Татьяна Марковна, вставая, складывая руки и протягивая их к образу Спасителя, — если б я знала, что этот гром ударит когда-нибудь в
другую… в мое дитя, — я бы тогда же на площади, перед собором, в толпе народа, исповедала свой грех!
Ужели даром бился он в этой битве и устоял на ногах, не добыв погибшего счастья. Была одна только неодолимая гора: Вера любила
другого, надеялась быть счастлива с этим
другим — вот где настоящий обрыв! Теперь надежда ее
умерла,
умирает, по словам ее («а она никогда не лжет и знает себя», — подумал он), — следовательно, ничего нет больше, никаких гор! А они не понимают, выдумывают препятствия!
Они подействовали на него до такой степени, что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг, как говорится, ни с того ни с
другого умер.
Болезнь с неудержимой быстротой шла вперед. Я уже решил, что все кончено. Что же,
другие умирают, а теперь моя очередь, — и только. Вещь по своему существу не только обыкновенная, но даже прозаичная. Конечно, жаль, но все равно ничего не поделаешь. Человек, который, провожая знакомых, случайно остался в вагоне и едет совсем не туда, куда ему нужно, — вот то ощущение, которое меня преследовало неотступно.
Вася. Как на что, чудак! По его капиталу необходимая это вещь. Как пьет стакан, сейчас стреляют, пьет другой — стреляют, чтобы все знали, какая честь ему передо всеми.
Другой умрет, этакой чести не дождется. Хоть бы денек так пожил.
Неточные совпадения
— Невесело досказывать. // Одной беды Бог миловал: // Холерой
умер Ситников, — //
Другая подошла.
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед
другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами,
умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не
умер, а был уволен в отставку за то, что голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.
19) Грустилов, Эраст Андреевич, статский советник.
Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя несколько сочинений идиллического содержания и
умер от меланхолии в 1825 году. Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год.
Он чувствовал, что если б они оба не притворялись, а говорили то, что называется говорить по душе, т. е. только то, что они точно думают и чувствуют, то они только бы смотрели в глаза
друг другу, и Константин только бы говорил: «ты
умрешь, ты
умрешь, ты
умрешь!» ― а Николай только бы отвечал: «знаю, что
умру; но боюсь, боюсь, боюсь!» И больше бы ничего они не говорили, если бы говорили только по душе.