Неточные совпадения
Смешать свою
жизнь с чужою, занести эту массу наблюдений, мыслей, опытов, портретов,
картин, ощущений, чувств… une mer а boire! [грандиозная задача! (фр.)]
То вдруг случайно воображение унесет его в другую сторону, с каким-нибудь Оссианом: там другая
жизнь, другие
картины, еще величавее, хотя и суровее тех, и еще необыкновеннее.
Он бросался к Плутарху, чтоб только дальше уйти от современной
жизни, но и тот казался ему сух, не представлял рисунка,
картин, как те книги, потом как Телемак, а еще потом — как «Илиада».
То писал он стихи и читал громко, упиваясь музыкой их, то рисовал опять берег и плавал в трепете, в неге: чего-то ждал впереди — не знал чего, но вздрагивал страстно, как будто предчувствуя какие-то исполинские, роскошные наслаждения, видя тот мир, где все слышатся звуки, где все носятся
картины, где плещет, играет, бьется другая, заманчивая
жизнь, как в тех книгах, а не та, которая окружает его…
Он поиграл и им, по настоянию бабушки, и унес какое-то тихое воспоминание, дремлющую
картину в голове об этой давно и медленно ползущей
жизни.
А дает человеческой фигуре, в
картине, огонь,
жизнь — одна волшебная точка, штрих; страсть в звуки вливает — одна нервная дрожь пальца!
Он сел подле постели и ушел в свою фантазию, где и раздолье молодой его
жизни, и вдруг упавшее на него горе стояли как две противоположные
картины.
Там, у царицы пира, свежий, блистающий молодостью лоб и глаза, каскадом падающая на затылок и шею темная коса, высокая грудь и роскошные плечи. Здесь — эти впадшие, едва мерцающие, как искры, глаза, сухие, бесцветные волосы, осунувшиеся кости рук… Обе
картины подавляли его ужасающими крайностями, между которыми лежала такая бездна, а между тем они стояли так близко друг к другу. В галерее их не поставили бы рядом: в
жизни они сходились — и он смотрел одичалыми глазами на обе.
Он вспомнил, что когда она стала будто бы целью всей его
жизни, когда он ткал узор счастья с ней, — он, как змей, убирался в ее цвета, окружал себя, как в
картине, этим же тихим светом; увидев в ней искренность и нежность, из которых создано было ее нравственное существо, он был искренен, улыбался ее улыбкой, любовался с ней птичкой, цветком, радовался детски ее новому платью, шел с ней плакать на могилу матери и подруги, потому что плакала она, сажал цветы…
Это был не подвиг, а долг. Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: «
Жизнь — не сад, в котором растут только одни цветы», — поздно думал он и вспомнил
картину Рубенса «Сад любви», где под деревьями попарно сидят изящные господа и прекрасные госпожи, а около них порхают амуры.
— Лжец! — обозвал он Рубенса. — Зачем, вперемежку с любовниками, не насажал он в саду нищих в рубище и умирающих больных: это было бы верно!.. А мог ли бы я? — спросил он себя. Что бы было, если б он принудил себя жить с нею и для нее? Сон, апатия и лютейший враг — скука! Явилась в готовой фантазии длинная перспектива этой
жизни,
картина этого сна, апатии, скуки: он видел там себя, как он был мрачен, жосток, сух и как, может быть, еще скорее свел бы ее в могилу. Он с отчаянием махнул рукой.
«Что, если б на этом сонном, неподвижном фоне да легла бы
картина страсти! — мечтал он. — Какая
жизнь вдруг хлынула бы в эту раму! Какие краски… Да где взять красок и… страсти тоже!..»
Надо, чтоб я не глазами, на чужой коже, а чтоб собственными нервами, костями и мозгом костей вытерпел огонь страсти, и после — желчью, кровью и потом написал
картину ее, эту геенну людской
жизни.
— Черт с ними, с большими
картинами! — с досадой сказал Райский, — я бросил почти живопись. В одну большую
картину надо всю
жизнь положить, а не выразишь и сотой доли из того живого, что проносится мимо и безвозвратно утекает. Я пишу иногда портреты…
«Уеду отсюда и напишу роман:
картину вялого сна, вялой
жизни…»
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь
жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит в самой
жизни, как лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон
жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом…
картина будет верна…»
Мое ли дело чертить
картины нравов, быта, осмысливать и освещать основы
жизни!
— Но рядом со всем этим он замечал, что каждый раз, когда ему приходится говорить о позорной современности, о том, как она угнетает человека, искажая его тело, его душу, когда он рисовал
картины жизни в будущем, где человек станет внешне и внутренне свободен, — он видел ее перед собою другой: она слушала его речи с гневом сильной и умной женщины, знающей тяжесть цепей жизни, с доверчивой жадностью ребенка, который слышит волшебную сказку, и эта сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душою.
Неточные совпадения
Портрет Анны, одно и то же и писанное с натуры им и Михайловым, должно бы было показать Вронскому разницу, которая была между ним и Михайловым; но он не видал ее. Он только после Михайлова перестал писать свой портрет Анны, решив, что это теперь было излишне.
Картину же свою из средневековой
жизни он продолжал. И он сам, и Голенищев, и в особенности Анна находили, что она была очень хороша, потому что была гораздо более похожа на знаменитые
картины, чем
картина Михайлова.
Он читал книгу, думал о том, что читал, останавливаясь, чтобы слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала; и вместе с тем разные
картины хозяйства и будущей семейной
жизни без связи представлялись его воображению.
Красавица-кормилица, с которой Вронский писал голову для своей
картины, была единственное тайное горе в
жизни Анны.
Если бы в темной комнате вдруг вспыхнула прозрачная
картина, освещенная сзади лампою, она бы не поразила так, как эта сиявшая
жизнью фигурка, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату.
Ибо не признаёт современный суд, что равно чудны стекла, озирающие солнцы и передающие движенья незамеченных насекомых; ибо не признаёт современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить
картину, взятую из презренной
жизни, и возвести ее в перл созданья; ибо не признаёт современный суд, что высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем балаганного скомороха!