Неточные совпадения
Она стригла седые волосы и ходила дома
по двору и
по саду с открытой
головой, а в праздник и при гостях надевала чепец; но чепец держался чуть-чуть на маковке, не
шел ей и как будто готов был каждую минуту слететь с
головы. Она и сама, просидев пять минут с гостем, извинится и снимет.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или
идет без цели
по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток
голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Он медленно, машинально
шел по улицам, мысленно разрабатывая свой новый материал. Все фигуры становились отчетливо у него в
голове, всех он видел их там, как живыми.
Она быстро опять сняла у него фуражку с
головы; он машинально обеими руками взял себя за
голову, как будто освидетельствовал, что фуражки опять нет, и лениво
пошел за ней,
по временам робко и с удивлением глядя на нее.
Райский повесил
голову и
шел по двору, не замечая поклонов дворни, не отвечая на приветливое вилянье собак; набрел на утят и чуть не раздавил их.
Идет ли она
по дорожке сада, а он сидит у себя за занавеской и пишет, ему бы сидеть, не поднимать
головы и писать; а он, при своем желании до боли не показать, что замечает ее, тихонько, как шалун, украдкой, поднимет уголок занавески и следит, как она
идет, какая мина у ней, на что она смотрит, угадывает ее мысль. А она уж, конечно, заметит, что уголок занавески приподнялся, и угадает, зачем приподнялся.
Она
пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась
по траве, почти не касаясь ее, только линия плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии,
голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою сада и исчезло в дверях старого дома.
— Ну, теперь позвольте мне… — начал Викентьев торопливо, — я будто
иду по горе, к собору, а навстречу мне будто Нил Андреич, на четвереньках,
голый…
— Я очень обрадовалась вам, брат, все смотрела в окно, прислушиваясь к стуку экипажей… — сказала она и, наклонив
голову, в раздумье, тише
пошла подле него, все держа свою руку на его плече и
по временам сжимая сильно, как птицы когти, свои тонкие пальцы.
Она
шла, наклонив
голову, совсем закрытую черной мантильей. Видны были только две бледные руки, державшие мантилью на груди. Она шагала неторопливо, не поворачивая
головы по сторонам, осторожно обходя образовавшиеся небольшие лужи, медленными шагами вошла на крыльцо и скрылась в сенях.
Она
шла через цветник,
по аллеям, к обрыву, стала спускаться с обрыва ровным, медленным и широким шагом, неся
голову прямо, не поворачиваясь, глядя куда-то вдаль. Она скрылась в лес.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет
голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног,
идет по лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Пришла в
голову Райскому другая царица скорби, великая русская Марфа, скованная, истерзанная московскими орлами, но сохранившая в тюрьме свое величие и могущество скорби
по погибшей
славе Новгорода, покорная телом, но не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро
пошел прочь к дому. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души,
по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его
голове, ослепляя его своим светом.
Пожимаясь от холода, Левин быстро
шел, глядя на землю. «Это что? кто-то едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял
голову. В сорока шагах от него, ему навстречу,
по той большой дороге-муравке,
по которой он
шел, ехала четверней карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом
по колее, так что колеса бежали
по гладкому.
— Я жалею, что сказал тебе это, — сказал Сергей Иваныч, покачивая
головой на волнение меньшого брата. — Я
посылал узнать, где он живет, и
послал ему вексель его Трубину,
по которому я заплатил. Вот что он мне ответил.
Непогода к вечеру разошлась еще хуже, крупа так больно стегала всю вымокшую, трясущую ушами и
головой лошадь, что она
шла боком; но Левину под башлыком было хорошо, и он весело поглядывал вокруг себя то на мутные ручьи, бежавшие
по колеям, то на нависшие на каждом оголенном сучке капли, то на белизну пятна нерастаявшей крупы на досках моста, то на сочный, еще мясистый лист вяза, который обвалился густым слоем вокруг раздетого дерева.
— Господи! — и, тяжело вздохнув, губернский предводитель, устало шмыгая в своих белых панталонах, опустив
голову,
пошел по средине залы к большому столу.