Неточные совпадения
— Окружили меня со всех сторон; от всего
приходят в восторг: от кружева, от платья, от серег; даже
просили показать ботинки… — Софья улыбнулась.
Верочка плачет редко и потихоньку, и если огорчат ее чем-нибудь, она делается молчалива и не скоро
приходит в себя, не любит, чтоб ее заставляли
просить прощенья.
— Нет, вам не угодно, чтоб я его принимал, я и отказываю, — сказал Ватутин. — Он однажды
пришел ко мне с охоты ночью и
попросил кушать: сутки не кушал, — сказал Тит Никоныч, обращаясь к Райскому, — я накормил его, и мы приятно провели время…
— Да, я еще с вечера
просил ее оставить мне ужинать, — солгал он в пользу преступной жены, — и отпереть калитку. Она уж слышала, что я
пришел… Пропусти гостя за мной, запри калитку и ступай спать.
— Николай Андреич сейчас
придет, — сказала Марфенька, — а я не знаю, как теперь мне быть с ним. Станет звать в сад, я не пойду, в поле — тоже не пойду и бегать не стану. Это я все могу. А если станет смешить меня — я уж не утерплю, бабушка, — засмеюсь, воля ваша! Или запоет,
попросит сыграть: что я ему скажу?
Он с удовольствием приметил, что она перестала бояться его, доверялась ему, не запиралась от него на ключ, не уходила из сада, видя, что он, пробыв с ней несколько минут, уходил сам;
просила смело у него книг и даже
приходила за ними сама к нему в комнату, а он, давая требуемую книгу, не удерживал ее, не напрашивался в «руководители мысли», не спрашивал о прочитанном, а она сама иногда говорила ему о своем впечатлении.
Вера вечером
пришла к ужину, угрюмая,
попросила молока, с жадностью выпила стакан и ни с кем не сказала ни слова.
— Ты не дослушал. Письмо с дороги
прислала мужу, где
просит забыть ее, говорит, чтоб не ждал, не воротится, что не может жить с ним, зачахнет здесь…
Он с нетерпением ожидал Веры. Наконец она
пришла. Девушка принесла за ней теплое пальто, шляпку и ботинки на толстой подошве. Она, поздоровавшись с бабушкой,
попросила кофе, с аппетитом съела несколько сухарей и напомнила Райскому просьбу свою побывать с ней в городе, в лавках, и потом погулять вместе в поле и в роще.
Но Марфенька погрозила, что отнимет деньги и никогда не
придет больше, если он станет прятать их, а сам выпрашивать луковицу на обед и
просить на паперти милостыню.
— И слава Богу, Вера! Опомнись,
приди в себя немного, ты сама не пойдешь! Когда больные горячкой мучатся жаждой и
просят льду — им не дают. Вчера, в трезвый час, ты сама предвидела это и указала мне простое и самое действительное средство — не пускать тебя — и я не пущу…
Про Веру сказали тоже, когда послали ее звать к чаю, что она не
придет. А ужинать
просила оставить ей, говоря, что
пришлет, если захочет есть. Никто не видал, как она вышла, кроме Райского.
Тушин
прислал почтительную записку с поздравлением и
просил позволения побывать.
В то время как Райский уходил от нее, Тушин
прислал спросить ее, может ли он ее видеть. Она велела
просить.
На другой день Райский утром рано предупредил Крицкую запиской, что он
просит позволения
прийти к ней в половине первого часа, и получил ответ: «Charmee, j’attends» [«Очень рада, жду» (фр.).] и т. д.
Дома на столе Клим нашел толстое письмо без марок, без адреса, с краткой на конверте надписью: «К. И. Самгину». Это брат Дмитрий извещал, что его перевели в Устюг, и
просил прислать книг. Письмо было кратко и сухо, а список книг длинен и написан со скучной точностью, с подробными титулами, указанием издателей, годов и мест изданий; большинство книг на немецком языке.
Неточные совпадения
— Рабочих надо непременно нанять еще человек пятнадцать. Вот не
приходят. Нынче были, по семидесяти рублей на лето
просят.
Потом надо было еще раз получить от нее подтверждение, что она не сердится на него за то, что он уезжает на два дня, и еще
просить ее непременно
прислать ему записку завтра утром с верховым, написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
Поняв чувства барина, Корней
попросил приказчика
прийти в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
Дарья Александровна
прислала ему записку,
прося у него дамского седла для Кити. «Мне сказали, что у вас есть седло, — писала она ему. — Надеюсь, что вы привезете его сами».
Княгиня, услыхав о том, что Варенька хорошо поет,
попросила ее
прийти к ним петь вечером.