Неточные совпадения
В доме, заслышав звон ключей возвращавшейся со двора барыни, Машутка проворно сдергивала с себя грязный фартук, утирала чем попало, иногда барским платком, а иногда тряпкой,
руки. Поплевав на них, она крепко приглаживала сухие, непокорные косички, потом постилала тончайшую чистую скатерть на круглый стол, и Василиса, молчаливая, серьезная женщина, ровесница барыни, не то что полная, а рыхлая и выцветшая телом женщина, от вечного сиденья в комнате, несла кипящий
серебряный кофейный сервиз.
Он схватил старушку за
руку, из которой выскочил и покатился по полу
серебряный рубль, приготовленный бабушкой, чтоб послать к Ватрухину за мадерой.
Одет он был в серое пальто, с глухим жилетом, из-за которого на галстук падал широкий отложной воротник рубашки домашнего полотна. Перчатки были замшевые, в
руках длинный бич, с
серебряной рукояткой.
Она стала было рассматривать все вещи, но у ней дрожали
руки. Она схватит один флакон, увидит другой, положит тот, возьмет третий, увидит гребенку, щетки в
серебряной оправе — и все с ее вензелем М. «От будущей maman», — написано было.
Он взглянул на часы, сказал, что через час уедет, велел вывести лошадей из сарая на двор, взял свой бич с
серебряной рукояткой, накинул на
руку макинтош и пошел за Верой в аллею.
— Икру? Даже затрясся весь, как увидал! А это что? — с новым удовольствием заговорил он, приподнимая крышки
серебряных блюд, одну за другой. — Какая вы кокетка, Полина Карповна: даже котлетки без папильоток не можете кушать! Ах, и трюфли — роскошь юных лет! — petit-fours, bouchees de dames! Ax, что вы хотите со мной делать? — обратился он к ней, потирая от удовольствия
руки — Какие замыслы у вас?
Неточные совпадения
Старичок-священник, в камилавке, с блестящими серебром седыми прядями волос, разобранными на две стороны за ушами, выпростав маленькие старческие
руки из-под тяжелой
серебряной с золотым крестом на спине ризы, перебирал что-то у аналоя.
Чичиков приятно наклонил голову, и, когда приподнял потом ее вверх, он уже не увидал Улиньки. Она исчезнула. Наместо ее предстал, в густых усах и бакенбардах, великан-камердинер, с
серебряной лоханкой и рукомойником в
руках.
Не весело-то было ему с
серебряного блюда перейти за простую миску: казалось-то, что и
руки ни к чему не подымались.
В то время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой, не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана
серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой
руки, оборачивал ее быстро пальцем правой, в подобье того как земная сфера обращается около своей оси, или же просто барабанил по табакерке пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
На полках по углам стояли кувшины, бутыли и фляжки зеленого и синего стекла, резные
серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями, через третьи и четвертые
руки, что было весьма обыкновенно в те удалые времена.