Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и
сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте,
сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую
историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
— Я ему стала рассказывать, что про себя выдумала: ведь мы
сочиняем себе разные
истории, и от этого никому из нас не верят; а в самом деле есть такие, у которых эти
истории не выдуманные: ведь между нами бывают и благородные и образованные.
Ну народец!..» И затем начинает торговаться, нисколько не возмущаясь этой
историей, а только удивляясь ловкой штуке, которую
сочинили с его сыном.
Но я романист, и, кажется, одну «
историю» сам
сочинил. Почему я пишу; «кажется», ведь я сам знаю наверно, что
сочинил, но мне всё мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне Рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз.