Неточные совпадения
Он наклонился к ней и, по-видимому, хотел привести свое намерение в исполнение. Она замахала руками в непритворном страхе, встала
с кушетки, подняла штору, оправилась и села прямо, но лицо у ней горело лучами торжества. Она была озарена каким-то блеском — и, опустив томно
голову на плечо, шептала сладостно...
Долго шептали они, много раз бабушка крестила и целовала Марфеньку, пока наконец та заснула
на ее
плече. Бабушка тихо сложила ее
голову на подушку, потом уже встала и молилась в слезах, призывая благословение
на новое счастье и новую жизнь своей внучки. Но еще жарче молилась она о Вере.
С мыслью о ней она подолгу склоняла седую
голову к подножию креста и шептала горячую молитву.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры. Лицо бледное, исхудалое, глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты.
С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке
на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях, глаза и рот.
На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
Выстрел повторился. Она рванулась, но две сильные руки за
плеча посадили ее
на лавку. Она посмотрела
на Райского
с ног до
головы и тряхнула
головой от ярости.
Она быстро обвила косу около руки, свернула ее в кольцо, закрепила кое-как черной большой булавкой
на голове и накинула
на плечи платок. Мимоходом подняла
с полу назначенный для Марфеньки букет и положила
на стол.
Она привстала, оперлась ему рукой
на плечо, остановилась, собираясь
с силами, потом склонила
голову, минуты в три, шепотом, отрывисто сказала ему несколько фраз и опустилась
на скамью. Он побледнел.
Утром рано Райский, не ложившийся спать, да Яков
с Василисой видели, как Татьяна Марковна, в чем была накануне и
с открытой
головой,
с наброшенной
на плечи турецкой шалью, пошла из дому, ногой отворяя двери, прошла все комнаты, коридор, спустилась в сад и шла, как будто бронзовый монумент встал
с пьедестала и двинулся, ни
на кого и ни
на что не глядя.
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко несет
голову и
плечи и
на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по лесу в крутую гору; шаль повисла
с плеч и метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Показался свет и рука, загородившая огонь. Вера перестала смотреть, положила
голову на подушку и притворилась спящею. Она видела, что это была Татьяна Марковна, входившая осторожно
с ручной лампой. Она спустила
с плеч на стул салоп и шла тихо к постели, в белом капоте, без чепца, как привидение.
Слышу я, этот рыжий, — говорить он много не умеет, а только выговорит вроде как по-русски «нат-шальник» и плюнет; но денег с ними при себе не было, потому что они, азияты, это знают, что если с деньгами в степь приехать, то оттоль уже
с головой на плечах не выедешь, а манули они наших татар, чтобы им косяки коней на их реку, на Дарью, перегнать и там расчет сделать.
Казак с великим усилием поднимал брови, но они вяло снова опускались. Ему было жарко, он расстегнул мундир и рубаху, обнажив шею. Женщина, спустив платок
с головы на плечи, положила на стол крепкие белые руки, сцепив пальцы докрасна. Чем больше я смотрел на них, тем более он казался мне провинившимся сыном доброй матери; она что-то говорила ему ласково и укоризненно, а он молчал смущенно, — нечем было ответить на заслуженные упреки.
Горюшина, в голубой кофточке и серой юбке, сидела на скамье под яблоней, спустив белый шёлковый платок
с головы на плечи, на её светлых волосах и на шёлке платка играли розовые пятна солнца; поглаживая щёки свои веткой берёзы, она задумчиво смотрела в небо, и губы её двигались, точно женщина молилась.
Это не была Александра Ивановна, это легкая, эфирная, полудетская фигура в белом, но не в белом платье обыкновенного покроя, а в чем-то вроде ряски монастырской белицы. Стоячий воротничок обхватывает тонкую, слабую шейку, детский стан словно повит пеленой и широкие рукава до локтей открывают тонкие руки, озаренные трепетным светом горящих свеч.
С головы на плечи вьются светлые русые кудри, два черные острые глаза глядят точно не видя, а уста шевелятся.
Неточные совпадения
Призвали
на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова
голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял
с плеч и опорожнил сам свою собственную
голову?
Как взглянули головотяпы
на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то
голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит брюхо поглаживает да в бороду усмехается.
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась
с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в
плечи голову, упала под вагон
на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась
на колена.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в
голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся
на мать.
С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив
с гувернанткой, держал сына за
плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Когда экипаж остановился, верховые поехали шагом. Впереди ехала Анна рядом
с Весловским. Анна ехала спокойным шагом
на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким хвостом. Красивая
голова ее
с выбившимися черными волосами из-под высокой шляпы, ее полные
плечи, тонкая талия в черной амазонке и вся спокойная грациозная посадка поразили Долли.