Ему предстояло — уже не в горячке страсти, не в припадке слепого мщения, а по неизбежному сознанию долга — нанести еще
удар ножа другой, нежно любимой женщине!
Он не заметил ни ее ужаса и тоски, ни ее слов, что она тоже готовилась «поговорить с ним». Он был поглощен своей мыслью. А ее жгла догадка, что он узнал все и сейчас даст ей
удар ножа, как Райский.
Митя вздрогнул, хотел было что-то вымолвить, но промолчал. Известие страшно на него подействовало. Видно было, что ему мучительно хотелось бы узнать подробности разговора, но что он опять боится сейчас спросить: что-нибудь жестокое и презрительное от Кати было бы ему как
удар ножом в эту минуту.
Надо предположить, что такое впечатление внезапного ужаса, сопряженного со всеми другими страшными впечатлениями той минуты, — вдруг оцепенили Рогожина на месте и тем спасли князя от неизбежного
удара ножом, на него уже падавшего.
И в страшную последнюю ночь, когда Настасья Филипповна осталась ночевать у Рогожина,
удары ножа в теплое, полуобнаженное тело, по-видимому, с избытком заменили ему объятия и ласки.
Неточные совпадения
Но вот часы в залах, одни за другими, бьют шесть. Двери в большую гостиную отворяются, голоса смолкают, и начинается шарканье, звон шпор… Толпы окружают закусочный стол. Пьют «под селедочку», «под парную белужью икорку», «под греночки с мозгами» и т. д. Ровно час пьют и закусывают. Потом из залы-читальни доносится первый
удар часов — семь, — и дежурный звучным баритоном покрывает чоканье рюмок и стук
ножей.
— Удивляюсь! — еще раз протянула Раиса Павловна и улыбнулась уничтожающей улыбкой, какая убивает репутацию человека, как
удар гильотинного
ножа.
В этой героической увертюре в самом финале есть страшный эффект, производимый резким и грозным
ударом литавров: это тот момент, когда тяжелый стальной
нож падает на склоненную шею «Неподкупного».
Перед ним стоял детина со всклоченною бородой, с широким
ножом за поясом и готовился попотчевать его новым
ударом кулака.
Так меня еще два раза потом выводили, и уж злились они, очень на меня злились, а я их еще два раза надул; третью тысячу только одну прошел, обмер, а как пошел четвертую, так каждый
удар, как
ножом по сердцу, проходил, каждый
удар за три
удара шел, так больно били!