Неточные совпадения
Высокая, не полная и не сухощавая, но живая старушка… даже не старушка, а лет около пятидесяти женщина, с черными живыми глазами и такой
доброй и грациозной улыбкой,
что когда и рассердится и засверкает гроза в глазах, так за этой грозой опять видно чистое небо.
— A la bonne heure! [В
добрый час! (фр.)] — сказала она, протягивая ему руку, — и если я почувствую что-нибудь,
что вы предсказывали, то скажу вам одним или никогда никому и ничего не скажу. Но этого никогда не будет и быть не может! — торопливо добавила она. — Довольно, cousin, вон карета подъехала: это тетушки.
— Зачем уезжать: я думала,
что ты совсем приехал. Будет тебе мыкаться! Женись и живи. А то хорошо устройство: отдать тысяч на тридцать всякого
добра!
— Ну,
добро, посмотрим, посмотрим, — сказала она, — если не женишься сам, так как хочешь, на свадьбу подари им кружева,
что ли: только чтобы никто не знал, пуще всего Нил Андреич… надо втихомолку…
Он прижал ее руку к груди и чувствовал, как у него бьется сердце, чуя близость…
чего? наивного, милого ребенка,
доброй сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
«
Добрый! — думала она, — собак не бьет! Какая же это доброта, коли он ничего подарить не может! Умный! — продолжала она штудировать его, — ест третью тарелку рисовой каши и не замечает! Не видит,
что все кругом смеются над ним! Высоконравственный!..»
«
Что это такое,
что же это!.. Она, кажется,
добрая, — вывел он заключение, — если б она только смеялась надо мной, то пуговицы бы не пришила. И где она взяла ее? Кто-нибудь из наших потерял!»
А она, кажется, всю жизнь, как по пальцам, знает: ни купцы, ни дворня ее не обманут, в городе всякого насквозь видит, и в жизни своей, и вверенных ее попечению девочек, и крестьян, и в кругу знакомых — никаких ошибок не делает, знает, как где ступить,
что сказать, как и своим и чужим
добром распорядиться! Словом, как по нотам играет!
Я вижу, где обман, знаю,
что все — иллюзия, и не могу ни к
чему привязаться, не нахожу ни в
чем примирения: бабушка не подозревает обмана ни в
чем и ни в ком, кроме купцов, и любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии к
добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания принципа, у бабушки принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее натуре!
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «несчастное супружество», хотя все говорят,
что муж у ней был
добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она называет его «тираном», говорит,
что молодость ее прошла бесплодно,
что она не жила любовью и счастьем, и верит,
что «час ее пробьет,
что она полюбит и будет любить идеально».
Иногда, в
добрую минуту, его даже забавляла эксцентрическая барыня, Полина Карповна. Она умела заманить его к себе обедать и уверяла,
что «он или неравнодушен к ней, но скрывает, или sur le point de l’être, [близок к тому (фр.).] но противится и немного остерегается, mais que tôt ou tard cela finira par là et comme elle sera contente, heureuse! etc.». [но
что рано или поздно все этим кончится, и как она будет тогда довольна, счастлива! и т. д. (фр.).]
— Уж хороши здесь молодые люди! Вон у Бочкова три сына: всё собирают мужчин к себе по вечерам, таких же, как сами, пьют да в карты играют. А наутро глаза у всех красные. У Чеченина сын приехал в отпуск и с самого начала объявил,
что ему надо приданое во сто тысяч, а сам хуже Мотьки: маленький, кривоногий и все курит! Нет, нет… Вот Николай Андреич — хорошенький, веселый и
добрый, да…
— Как же не ласкать, когда вы сами так ласковы! Вы такой
добрый, так любите нас. Дом, садик подарили, а я
что за статуя такая!..
— Полно пустяки говорить: напрасно ты связался с ним, —
добра не будет, с толку тебя собьет! О
чем он с тобой разговаривал?
—
Чего тебе: рожна,
что ли, в самом деле? Я тебе
добра желаю, а ты…
— И я
добра вам хочу. Вот находят на вас такие минуты,
что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка,
что бы вам…
— Ты у меня
добрая девочка, уважаешь каждое слово бабушки… не то
что Верочка…
— Это не беда: Николай Андреич прекрасный,
добрый — и шалун такой же резвый, как ты, а ты у меня скромница, лишнего ни себе, ни ему не позволишь. Куда бы вы ни забежали вдвоем,
что бы ни затеяли, я знаю,
что он тебе не скажет непутного, а ты и слушать не станешь…
— Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?» Возьмешь дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «
Что все валяешься?» Возьмешь кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь: вырвут из рук да швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света
что в палате да по
добрым людям.
«Это история, скандал, — думал он, — огласить позор товарища, нет, нет! — не так! Ах! счастливая мысль, — решил он вдруг, — дать Ульяне Андреевне урок наедине: бросить ей громы на голову, плеснуть на нее волной чистых, неведомых ей понятий и нравов! Она обманывает
доброго, любящего мужа и прячется от страха: сделаю,
что она будет прятаться от стыда. Да, пробудить стыд в огрубелом сердце — это долг и заслуга — и в отношении к ней, а более к Леонтью!»
—
Что же не удостоили посетить старика: я
добрым людям рад! — произнес добродушно Нил Андреич. — Да ведь с нами скучно, не любят нас нынешние: так ли? Вы ведь из новых? Скажите-ка правду.
— Я спрашиваю вас: к
добру или к худу! А послушаешь: «Все старое нехорошо, и сами старики глупы, пора их долой!» — продолжал Тычков, — дай волю, они бы и того… готовы нас всех заживо похоронить, а сами сели бы на наше место, — вот ведь к
чему все клонится! Как это по-французски есть и поговорка такая, Наталья Ивановна? — обратился он к одной барыне.
— Точно
что не к
добру это все новое ведет, — сказал помещик, — вот хоть бы венгерцы и поляки бунтуют: отчего это? Все вот от этих новых правил!
— Вот, «дай Бог!» девушке — своя воля! Ты не натолкуй ей еще этого, Борис Павлыч, серьезно прошу тебя! Умен ты, и
добрый, и честный, ты девочкам, конечно, желаешь
добра, а иногда брякнешь вдруг — Бог тебя ведает
что!
— Знаю и это: все выведала и вижу,
что ты ей хочешь
добра. Оставь же, не трогай ее, а то выйдет,
что не я, а ты навязываешь ей счастье, которого она сама не хочет, значит, ты сам и будешь виноват в том, в
чем упрекал меня: в деспотизме. — Ты как понимаешь бабушку, — помолчав, начала она, — если б богач посватался за Марфеньку, с породой, с именем, с заслугами, да не понравился ей — я бы стала уговаривать ее?
— А то вот и довели себя до
добра, — продолжала бабушка, — если б она спросила отца или матери, так до этого бы не дошло. Ты
что скажешь, Верочка?
Одевшись, сложив руки на руки, украшенные на этот раз старыми, дорогими перстнями, торжественной поступью вошла она в гостиную и, обрадовавшись,
что увидела любимое лицо
доброй гостьи, чуть не испортила своей важности, но тотчас оправилась и стала серьезна. Та тоже обрадовалась и проворно встала со стула и пошла ей навстречу.
— Если б я предвидела, — сказала она глубоко обиженным голосом, —
что он впутает меня в неприятное дело, я бы отвечала вчера ему иначе. Но он так уверил меня, да и я сама до этой минуты была уверена в вашем
добром расположении к нему и ко мне! Извините, Татьяна Марковна, и поспешите освободить из заключения Марфу Васильевну… Виноват во всем мой: он и должен быть наказан… А теперь прощайте, и опять прошу извинить меня… Прикажите человеку подавать коляску!..
—
Что ваша совесть говорит вам? — начала пилить Бережкова, — как вы оправдали мое доверие? А еще говорите,
что любите меня и
что я люблю вас — как сына! А разве
добрые дети так поступают? Я считала вас скромным, послушным, думала,
что вы сбивать с толку бедную девочку не станете, пустяков ей не будете болтать…
— Думаю,
что шутите: вы
добрая, не то
что…
— Ты
добрый, старый товарищ… ты и в школе не смеялся надо мной… Ты знаешь, отчего я плачу? Ты ничего не знаешь,
что со мной случилось?
— То же,
что всем! одна радость глядеть на тебя: скромна, чиста,
добра, бабушке послушна… (Мот! из
чего тратит на дорогие подарки, вот я ужо ему дам! — в скобках вставила она.) Он урод, твой братец, только какой-то особенный урод!
— Вот это другое дело; благодарю вас, благодарю! — торопливо говорил он, скрадывая волнение. — Вы делаете мне большое
добро, Вера Васильевна. Я вижу,
что дружба ваша ко мне не пострадала от другого чувства, значит, она сильна. Это большое утешение! Я буду счастлив и этим… со временем, когда мы успокоимся оба…
Но ее Колумб, вместо живых и страстных идеалов правды,
добра, любви, человеческого развития и совершенствования, показывает ей только ряд могил, готовых поглотить все,
чем жило общество до сих пор.
Вглядевшись и вслушавшись во все,
что проповедь юного апостола выдавала за новые правды, новое благо, новые откровения, она с удивлением увидела,
что все то,
что было в его проповеди
доброго и верного, — не ново,
что оно взято из того же источника, откуда черпали и не новые люди,
что семена всех этих новых идей, новой «цивилизации», которую он проповедовал так хвастливо и таинственно, заключены в старом учении.
— И честно, и правильно, если она чувствует ко мне,
что говорит. Она любит меня, как «человека», как друга: это ее слова, — ценит, конечно, больше, нежели я стою… Это большое счастье! Это ведь значит,
что со временем… полюбила бы — как
доброго мужа…
Одна Вера ничего этого не знала, не подозревала и продолжала видеть в Тушине прежнего друга, оценив его еще больше с тех пор, как он явился во весь рост над обрывом и мужественно перенес свое горе, с прежним уважением и симпатией протянул ей руку, показавшись в один и тот же момент и
добрым, и справедливым, и великодушным — по своей природе,
чего брат Райский, более его развитой и образованный, достигал таким мучительным путем.