Я говорил что-то про высшее общество, про пустоту людей и женщин и, наконец, так заврался, что остановился
на половине слова какой-то
фразы, которую не было никакой возможности кончить.
Недавно наш доктор жаловался
на этого Асклипиодота, что у него один шестимесячный младенец умер от запоя, а Асклипиодот и говорит доктору, что «вы, ваше благородие, с земства-то получаете в год три с
половиной тысячи, а я шестьдесят три рубля с полтиной, так какой вы с меня еще статистики захотели…» По-моему, Асклипиодот совершенно прав, потому что дьячки не обязаны отдуваться за губернские статистические комитеты, которые за свои тысячи едва разродятся жиденькой книжонкой, набитой
фразами: «По собранным нами сведениям, закон смертности выхватывает свои жертвы в Пеньковском заводе согласно колебаниям годовой температуры и находится в зависимости от изменения суточной амплитуды, климатических, изотермических и изоклинических условий, и т. д.».
Писание это доходило как раз до оторванного края, а продолжение слова или
фразы, очевидно, должно было находиться
на другой
половине этой бумажки.
Левая часть нижнего этажа была совершенно скрыта от постороннего глаза, шторы
на окнах были всегда спущены, а перед дверью, ведшею из громадных сеней с шестью колоннами в эту
половину, всегда в кресле сидел седой швейцар, встававший при входе посетителя и неизменно повторявший одну и ту же
фразу: