— Что ж, хорошо! — сказала она, выслушав его исповедь, — вы теперь не мальчик: можете судить о
своих чувствах и располагать собой. Только не торопитесь: узнайте ее хорошенько.
Неточные совпадения
— Удерживать в груди
своей благородный порыв
чувства!..
— В разговоре у ней вы не услышите пошлых общих мест. Каким светлым умом блестят ее суждения! что за огонь в
чувствах! как глубоко понимает она жизнь! Вы
своим взглядом отравляете ее, а Наденька мирит меня с нею.
— Но ведь вы одни у меня, дядюшка, близкие: с кем же мне разделить этот избыток
чувств? а вы без милосердия вонзаете
свой анатомический нож в самые тайные изгибы моего сердца.
Он
свои суждения считал непогрешительными, мнения и
чувства непреложными и решился вперед руководствоваться только ими, говоря, что он уже не мальчик и что зачем же мнения чужие только святы?
О, пусть я купила бы себе
чувство муками, пусть бы перенесла все страдания, какие неразлучны с страстью, но лишь бы жить полною жизнию, лишь бы чувствовать
свое существование, а не прозябать!..»
А Юлии из
своего окна видно было только, как солнце заходит за дом купца Гирина; с подругами она никогда не разлучалась, а дружба и любовь… но тут впервые мелькнула у ней идея об этих
чувствах. Надо же когда-нибудь узнать о них.
Эта женщина поддалась
чувству без борьбы, без усилий, без препятствий, как жертва: слабая, бесхарактерная женщина! осчастливила
своей любовью первого, кто попался; не будь меня, она полюбила бы точно так же Суркова, и уже начала любить: да! как она ни защищайся — я видел! приди кто-нибудь побойчее и поискуснее меня, она отдалась бы тому… это просто безнравственно!
Тетка встретила его приветливо, с
чувством благодарности за то, что он решился для нее покинуть
свое затворничество, но ни слова о его образе жизни и занятиях.
«Прощай, — говорил он, покачивая головой и хватаясь за
свои жиденькие волосы, — прощай, город поддельных волос, вставных зубов, ваточных подражаний природе, круглых шляп, город учтивой спеси, искусственных
чувств, безжизненной суматохи!
В ее безжизненно-матовых глазах, в лице, лишенном игры живой мысли и
чувств, в ее ленивой позе и медленных движениях он прочитал причину того равнодушия, о котором боялся спросить; он угадал ответ тогда еще, когда доктор только что намекнул ему о
своих опасениях.
Как он переменился! Как пополнел, оплешивел, как стал румян! С каким достоинством он носит
свое выпуклое брюшко и орден на шее! Глаза его сияли радостью. Он с особенным
чувством поцеловал руку у тетки и пожал дядину руку…
Поверяя богу в теплой молитве
свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
Вскоре я выздоровел и мог перебраться на мою квартиру. С нетерпением ожидал я ответа на посланное письмо, не смея надеяться и стараясь заглушить печальные предчувствия. С Василисой Егоровной и с ее мужем я еще не объяснялся; но предложение мое не должно было их удивить. Ни я, ни Марья Ивановна не старались скрывать от них
свои чувства, и мы заранее были уж уверены в их согласии.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим
чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Милон. Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного
чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою
своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю
свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним
чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Алексей Александрович ничего не хотел думать о поведении и
чувствах своей жены, и действительно он об этом ничего не думал.
Слушая столь знакомые рассказы Петрицкого в столь знакомой обстановке
своей трехлетней квартиры, Вронский испытывал приятное
чувство возвращения к привычной и беззаботной петербургской жизни.