Неточные совпадения
Робкий ум мальчика, родившегося среди материка и не видавшего никогда моря, цепенел перед ужасами и бедами, которыми наполнен путь пловцов. Но с летами ужасы изглаживались из памяти, и
в воображении жили, и пережили молодость, только картины тропических
лесов, синего моря, золотого, радужного неба.
Он внес жизнь, разум и опыт
в каменные пустыни,
в глушь
лесов и силою светлого разумения указал путь тысячам за собою.
В Австралии есть кареты и коляски; китайцы начали носить ирландское полотно;
в Ост-Индии говорят все по-английски; американские дикари из
леса порываются
в Париж и
в Лондон, просятся
в университет;
в Африке черные начинают стыдиться своего цвета лица и понемногу привыкают носить белые перчатки.
Что удивительного теряться
в кокосовых неизмеримых
лесах, путаться ногами
в ползучих лианах, между высоких, как башни, деревьев, встречаться с этими цветными странными нашими братьями?
Я уже успел побывать с вами
в пальмовых
лесах, на раздолье океанов, не выехав из Кронштадта.
Пожалуй; но ведь это выйдет вот что: «Англия страна дикая, населена варварами, которые питаются полусырым мясом, запивая его спиртом; говорят гортанными звуками; осенью и зимой скитаются по полям и
лесам, а летом собираются
в кучу; они угрюмы, молчаливы, мало сообщительны.
Он напоминает собою тех созданных Купером лиц, которые родились и воспитались на море или
в глухих
лесах Америки и на которых природа, окружавшая их, положила неизгладимую печать.
В одном месте кроется целый
лес в темноте, а тут вдруг обольется ярко лучами солнца, как золотом, крутая окраина с садами. Не знаешь, на что смотреть, чем любоваться; бросаешь жадный взгляд всюду и не поспеваешь следить за этой игрой света, как
в диораме.
Надеть ли поэзию, как праздничный кафтан, на современную идею или по-прежнему скитаться с ней
в родимых полях и
лесах, смотреть на луну, нюхать розы, слушать соловьев или, наконец, идти с нею сюда, под эти жаркие небеса? Научите.
По крайней мере со мной, а с вами, конечно, и подавно, всегда так было: когда фальшивые и ненормальные явления и ощущения освобождали душу хоть на время от своего ига, когда глаза, привыкшие к стройности улиц и зданий, на минуту, случайно, падали на первый болотный луг, на крутой обрыв берега, всматривались
в чащу соснового
леса с песчаной почвой, — как полюбишь каждую кочку, песчаный косогор и поросшую мелким кустарником рытвину!
Вот, смотрите, громада исполинской крепости рушится медленно, без шума; упал один бастион, за ним валится другой; там опустилась, подавляя собственный фундамент, высокая башня, и опять все тихо отливается
в форму горы, островов с
лесами, с куполами.
А замки, башни,
леса, розовые, палевые, коричневые, сквозят от последних лучей быстро исчезающего солнца, как освещенный храм… Вы недвижны, безмолвны, млеете перед радужными следами солнца: оно жарким прощальным лучом раздражает нервы глаз, но вы погружены
в тумане поэтической думы; вы не отводите взора; вам не хочется выйти из этого мления, из неги покоя.
В колонии считается более пород птиц, нежели во всей Европе, и именно до шестисот. Кусты местами были так часты, что составляли непроходимый
лес; но они малорослы, а за ними далеко виднелись или необработанные песчаные равнины, или дикие горы, у подошвы которых белели фермы с яркой густой зеленью вокруг.
Он знал все
в колонии: горы,
леса, даже кусты, каждую ферму, фермера, их слуг, собак, но всего более лошадей.
Здесь царствовала такая прохлада, такая свежесть от зелени и с моря, такой величественный вид на море, на
леса, на пропасти, на дальний горизонт неба, на качающиеся вдали суда, что мы,
в радости, перестали сердиться на кучеров и велели дать им вина,
в благодарность за счастливую идею завести нас сюда.
Завидели берега Явы, хотели войти
в Зондский пролив между Явой и островком Принца,
в две мили шириною, покрытым
лесом красного дерева.
Земли нет: все
леса и сады, густые, как щетка. Деревья сошли с берега и теснятся
в воду. За садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как
в Африке, а все заросшие
лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на дальнем плане, синеет Суматра.
Мы вышли на довольно широкую дорогу и очутились
в непроходимом тропическом
лесу с блестящею декорациею кокосовых пальм, которые то тянулись длинным строем, то, сбившись
в кучу, вместе с кустами представляли непроницаемую зеленую чащу.
Мы видели новые, заброшенные
в глушь
леса, еще строящиеся хижины, под пальмами и из пальм, крытые пальмовыми же листьями.
Там были все наши. Но что это они делают? По поляне текла та же мутная речка,
в которую мы въехали. Здесь она дугообразно разлилась по луговине, прячась
в густой траве и кустах. Кругом росли редкие пальмы. Трое или четверо из наших спутников, скинув пальто и жилеты, стояли под пальмами и упражнялись
в сбивании палками кокосовых орехов. Усерднее всех старался наш молодой спутник по Капской колонии, П. А. Зеленый, прочие стояли вокруг и смотрели,
в ожидании падения орехов. Крики и хохот раздавались по
лесу.
Несколько человек ощупью пошли по опушке
леса, а другие,
в том числе и я, предпочли идти к китайцу пить чай.
В пространстве носятся какие-то звуки;
лес дышит своею жизнью; слышатся то шепот, то внезапный, осторожный шелест его обитателей: зверь ли пробежит, порхнет ли вдруг с ветки испуганная птица, или змей пробирается по сухим прутьям?
Сколько прелести таится
в этом неимоверно ярком блеске звезд и
в этом море, которое тихонько ползет целой массой то вперед, то назад, движимое течением, — даже
в темных глыбах скал и
в бахроме венчающих их вершины
лесов!
Утро. Солнце блещет, и все блещет с ним. Какие картины вокруг! Какая жизнь, суматоха, шум! Что за лица! Какие языки! Кругом нас острова, все
в зелени; прямо, за
лесом мачт, на возвышенностях, видны городские здания.
Джонки, лодки, китайцы и индийцы проезжают с берега на суда и обратно, пересекая друг другу дорогу. Направо и налево от нас — все дико; непроходимый кокосовый
лес смотрится
в залив; сзади море.
Возвращение на фрегат было самое приятное время
в прогулке: было совершенно прохладно; ночь тиха; кругом, на чистом горизонте, резко отделялись черные силуэты пиков и
лесов и ярко блистала зарница — вечное украшение небес
в здешних местах. Прямо на голову текли лучи звезд, как серебряные нити. Но вода была лучше всего: весла с каждым ударом черпали чистейшее серебро, которое каскадом сыпалось и разбегалось искрами далеко вокруг шлюпки.
Кругом все заросло пальмами areca или кокосовыми; обработанных полей с хлебом немного: есть плантации кофе и сахара, и то мало: места нет; все болота и густые
леса. Рис, главная пища южной Азии, привозится
в Сингапур с Малаккского и Индийского полуостровов. Но зато сколько деревьев! хлебное, тутовое, мускатное, померанцы, бананы и другие.
Я дня два не съезжал на берег. Больной, стоял я, облокотясь на сетки, и любовался на небо, на окрестные острова, на
леса, на разбросанные по берегам хижины, на рейд, с движущеюся картиной джонок, лодок, вглядывался
в индийские, китайские физиономии, прислушивался к говору.
Гладкая, окруженная канавками дорога шла между плантаций, фруктовых деревьев или низменных и болотистых полей. С дороги уже видны густые, непроходимые
леса,
в которых гнездятся рыси, ленивцы, но всего более тигры.
Как съедете, идете четверть часа по песку, а там сейчас же надо подниматься
в гору и продираться сквозь непроходимый
лес.
А кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло
лесом и
лесом. Крюднер ударил топором по пню, на котором мы сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору, как под ней заалело дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек,
в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а воды
в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Тихо, хорошо. Наступил вечер:
лес с каждой минутой менял краски и наконец стемнел; по заливу, как тени, качались отражения скал с деревьями.
В эту минуту за нами пришла шлюпка, и мы поехали. Наши суда исчезали на темном фоне утесов, и только когда мы подъехали к ним вплоть, увидели мачты, озаренные луной.
Меня опять поразил, как на Яве и
в Сингапуре, сильный, приторный и пряный запах тропических
лесов, охватила теплая влажность ароматических испарений.
Мимо
леса красного дерева и других, которые толпой жмутся к самому берегу, как будто хотят столкнуть друг друга
в воду, пошли мы по тропинке к другому большому
лесу или саду, манившему издали к себе.
Я любовался тем, что вижу, и дивился не тропической растительности, не теплому, мягкому и пахучему воздуху — это все было и
в других местах, а этой стройности, прибранности
леса, дороги, тропинок, садов, простоте одежд и патриархальному, почтенному виду стариков, строгому и задумчивому выражению их лиц, нежности и застенчивости
в чертах молодых; дивился также я этим земляным и каменным работам, стоившим стольких трудов: это муравейник или
в самом деле идиллическая страна, отрывок из жизни древних.
Все открывшееся перед нами пространство, с
лесами и горами, было облито горячим блеском солнца; кое-где
в полях работали люди, рассаживали рис или собирали картофель, капусту и проч. Над всем этим покоился такой колорит мира, кротости, сладкого труда и обилия, что мне, после долгого, трудного и под конец даже опасного плавания, показалось это место самым очаровательным и надежным приютом.
По горе
лесу уже не было, но зато чего не было
в долине, которая простиралась далеко от подошвы ее
в сторону!
В это время надо было спускаться по чрезвычайно крутой и извилистой каменной тропинке, проложенной сквозь чащу
леса, над обрывами и живописными оврагами, сплошь заросшими пальмами, миртами и кедрами.
Она
в это время добежала до первых деревьев
леса, забежала за банан, остановилась и, как орангутанг, глядела сквозь ветви на нас.
Мы съехали после обеда на берег, лениво и задумчиво бродили по
лесам, или, лучше сказать, по садам, зашли куда-то
в сторону, нашли холм между кедрами, полежали на траве, зашли
в кумирню, напились воды из колодца, а вечером пили чай на берегу, под навесом мирт и папирусов, — словом, провели вечер совершенно идиллически.
От француза вы не требуете же, чтоб он так же занимался своими лошадьми, так же скакал по полям и
лесам, как англичане, ездил куда-нибудь
в Америку бить медведей или сидел целый день с удочкой над рекой… словом, чтоб был предан страстно спорту.
Вид из окошек
в самом деле прекрасный: с одной стороны весь залив перед глазами, с другой — испанский город, с третьей —
леса и деревни.
— Обед
в тропическом
лесу.
Я побежал к речке, сунулся было
в двух местах, да чрез
лес продраться нельзя: папоротники и толстые стволы красного дерева стояли стеной, а лианы раскинуты, как сети.
В самом деле, мы входили
в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми, точно обрубленными берегами, поросшими непроницаемым для взгляда мелким
лесом — сосен, берез, пихты, лиственницы.
Хожу по
лесу, да
лес такой бестолковый, не то что тропический: там или вовсе не продерешься сквозь чащу, а если продерешься, то не налюбуешься красотой деревьев, их группировкой, разнообразием; а здесь можно продраться везде, но деревья стоят так однообразно, прямо, как свечки: пихта, лиственница, ель; ель, лиственница, пихта, изредка береза; куда ни взглянешь, везде этот частокол; взгляд теряется
в печальной бесконечности
леса.
Но их мало, жизни нет, и пустота везде. Мимо фрегата редко и робко скользят
в байдарках полудикие туземцы. Только Афонька, доходивший
в своих охотничьих подвигах, через
леса и реки, и до китайских, и до наших границ и говорящий понемногу на всех языках, больше смесью всех, между прочим и наречиями диких, не робея, идет к нам и всегда норовит прийти к тому времени, когда команде раздают вино. Кто-нибудь поднесет и ему: он выпьет и не благодарит выпивши, не скажет ни слова, оборотится и уйдет.
Плавание по Охотскому морю. — Китолов. — Петровское зимовье. — Аянские утесы и рейд. — Сборы
в путь. — Верховая езда. — Восхождение на Джукджур. — Горы и болота. — Нелькан и река Мая. — Якуты и русские поселенцы. — Опять верхом. —
Леса и болота. — Юрты. — Телеги.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил по этой дороге и знаю этот путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя лошадь ушла по пояс
в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает на мост, а задняя задерживает: вы-то
в каком положении
в это время? Между тем придется ехать по ущельям, по
лесу, по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Потом
лес раздвигается, и глазам является обширное, забросанное каменьями болото, которое
в дожди должно быть непроходимо.