Неточные совпадения
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе
показался низенький, приземистый человек в
синей куртке, в
синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Где же Тенериф?» — спрашиваю я, пронзая взглядом золотой туман и видя только бледно-синий очерк «облака», как
казалось мне.
Одни из них, подальше,
казались темно-синими, другие, поближе, бурыми массами.
Издали
казалось, что из воды вырывались клубы густого белого дыма; а кругом синее-пресинее море, в которое с рифов потоками катился жемчуг да изумруды.
Вдали, за всем этим,
синеют горы, которые,
кажется, и составляли некогда настоящий берег реки.
Когда экзамен по какому-нибудь предмету кончался и из дверей
показывались синие учительские мундиры, я убегал с радостным сознанием, что через несколько минут буду далеко от них, на полной свободе.
Собор внутри был полон таинственной, тяжелой тьмы, благодаря которой стрельчатые узкие окна
казались синими, а купол уходил бесконечно в вышину. Пять-шесть свечей горело перед иконами алтаря, не освещая черных старинных ликов и лишь чуть поблескивая на ризах и на острых концах золотых сияний. Пахло ладаном, свечной гарью и еще той особенной холодной, подвальной сыростью древнего храма, которая всегда напоминает о смерти.
Неточные совпадения
«Что-нибудь еще в этом роде», сказал он себе желчно, открывая вторую депешу. Телеграмма была от жены. Подпись ее
синим карандашом, «Анна», первая бросилась ему в глаза. «Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее», прочел он. Он презрительно улыбнулся и бросил телеграмму. Что это был обман и хитрость, в этом, как ему
казалось в первую минуту, не могло быть никакого сомнения.
Лошади были уже заложены; колокольчик по временам звенел под дугою, и лакей уже два раза подходил к Печорину с докладом, что все готово, а Максим Максимыч еще не являлся. К счастию, Печорин был погружен в задумчивость, глядя на
синие зубцы Кавказа, и,
кажется, вовсе не торопился в дорогу. Я подошел к нему.
Там путь все становился уже, утесы
синее и страшнее, и, наконец, они,
казалось, сходились непроницаемой стеной.
И точно, такую панораму вряд ли где еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебряными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы, похожие одна на другую, — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что
кажется, тут бы и остаться жить навеки; солнце чуть
показалось из-за темно-синей горы, которую только привычный глаз мог бы различить от грозовой тучи; но над солнцем была кровавая полоса, на которую мой товарищ обратил особенное внимание.
Чичиков тоже устремился к окну. К крыльцу подходил лет сорока человек, живой, смуглой наружности. На нем был триповый картуз. По обеим сторонам его, сняв шапки, шли двое нижнего сословия, — шли, разговаривая и о чем-то с <ним> толкуя. Один,
казалось, был простой мужик; другой, в
синей сибирке, какой-то заезжий кулак и пройдоха.