Неточные совпадения
Бывало, не заснешь, если в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь в потолок и в окна, или заскребет мышонок в углу; бежишь от окна, если от него дует, бранишь
дорогу, когда в ней есть ухабы, откажешься ехать
на вечер в конец города под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или вода не блестит, как хрусталь…
Иногда
на другом конце заведут стороной, вполголоса, разговор, что вот зелень не свежа, да и
дорога, что кто-нибудь будто был
на берегу и видел лучше, дешевле.
Они ответят
на дельный вопрос, сообщат вам сведение, в котором нуждаетесь, укажут
дорогу и т. п., но не будут довольны, если вы к ним обратитесь просто так, поговорить.
Если обстановить этими выдумками, машинками, пружинками и таблицами жизнь человека, то можно в pendant к вопросу о том, «достовернее ли стала история с тех пор, как размножились ее источники» — поставить вопрос, «удобнее ли стало жить
на свете с тех пор, как размножились удобства?» Новейший англичанин не должен просыпаться сам; еще хуже, если его будит слуга: это варварство, отсталость, и притом слуги
дороги в Лондоне.
— А! — радостно восклицает барин, отодвигая счеты. — Ну, ступай; ужо вечером как-нибудь улучим минуту да сосчитаемся. А теперь пошли-ка Антипку с Мишкой
на болото да в лес десятков пять дичи к обеду наколотить: видишь,
дорогие гости приехали!
Это напоминает немного сказку об Иване-царевиче, в которой
на перекрестке стоит столб с надписью: «Если поедешь направо, волки коня съедят, налево — самого съедят, а прямо —
дороги нет».
Не будь их
на Мадере, гора не возделывалась бы так деятельно, не была бы застроена такими изящными виллами, да и
дорога туда не была бы так удобна; народ этот не одевался бы так чисто по воскресеньям.
Но мы не стали ждать их и пошли по мощеной
дороге на гору.
Нас предупреждали, чтоб мы не ходили в полдень близ кустов: около этого времени выползают змеи греться
на солнце, но мы не слушали, шевелили палками в кустах, смело прокладывая себе сквозь них
дорогу.
Мы видели даже несколько очень бедных рыбачьих хижин, по
дороге от Саймонстоуна до Капштата, построенных из костей выброшенных
на берег китов и других животных.
На половине
дороги другая гостиница, так и называется «Halfway» («Половина пути»).
Остальная половина
дороги, начиная от гостиницы, совершенно изменяется: утесы отступают в сторону, мили
на три от берега, и путь, веселый, оживленный, тянется между рядами дач, одна другой красивее. Въезжаешь в аллею из кедровых, дубовых деревьев и тополей: местами деревья образуют непроницаемый свод; кое-где другие аллеи бегут в сторону от главной, к дачам и к фермам, а потом к Винбергу, маленькому городку, который виден с
дороги.
По
дороге еще есть красивая каменная часовня в полуготическом вкусе, потом, в стороне под горой,
на берегу, выстроено несколько домиков для приезжающих
на лето брать морские ванны.
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и цветок, мы вышли опять в аллею и потом в улицу, которая вела в поле и в сады. Мы пошли по тропинке и потерялись в садах, ничем не огороженных, и рощах.
Дорога поднималась заметно в гору. Наконец забрались в чащу одного сада и дошли до какой-то виллы. Мы вошли
на террасу и, усталые, сели
на каменные лавки. Из дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину, взобрались
на пригорок и, спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую гору!» Все оглянулись и остановились в изумлении: половины горы не было.
Я хотел ехать в Австралию, в Сидней, но туда стало много ездить эмигрантов и места
на порядочных судах очень
дороги.
Живущие далеко от границы фермеры радуются войне, потому что скорее и
дороже сбывают свои продукты; но, с другой стороны, военные действия, сосредоточивая все внимание колониального правительства
на защиту границ, парализуют его действия во многих других отношениях.
П. А. Зеленый пел во всю
дорогу или живую плясовую песню, или похоронный марш
на известные слова Козлова: «Не бил барабан перед смутным полком» и т. д.
Он бы не прочь и продолжать, но ученая партия
на этот раз пересилила, и мы отправились проселком, по незавидной, изрытой вчерашним дождем
дороге.
— «Что ж не выменял?» — «Не отдают; да не уйдет она от меня!» Эти шесть миль, которые мы ехали с доктором, большею частью по побочным
дорогам, были истинным истязанием, несмотря
на живописные овраги и холмы:
дорогу размыло дождем, так что по горам образовались глубокие рытвины, и экипажи наши не катились, а перескакивали через них.
Взгляд не успевал ловить подробностей этой большой, широко раскинувшейся картины. Прямо лежит
на отлогости горы местечко, с своими идущими частью правильным амфитеатром, частью беспорядочно перегибающимися по холмам улицами, с утонувшими в зелени маленькими домиками, с виноградниками, полями маиса, с близкими и дальними фермами, с бегущими во все стороны
дорогами. Налево гора Паарль, которая, картинною разнообразностью пейзажей, яркой зеленью, не похожа
на другие здешние горы.
А эта…» — говорил он, указывая бичом назад,
на луг… «Аппл!» — вдруг крикнул он, видя, что одна из передних лошадей отвлекается от своей должности, протягивая морду к стоявшим по сторонам
дороги деревьям.
Есть проект железной
дороги внутрь колонии и послан
на утверждение лондонского министерства; но боятся, что не окупится постройка: еще рано.
Он, как был вчера, — в зеленом сюртуке, нанковых панталонах, в черном жилете, с лорнеткой
на ленточке и в шляпе, без перчаток, — так и пустился с нами в
дорогу.
Мы проехали через продолбленный насквозь и лежащий
на самой
дороге утес, потом завернули за скалу и ждали, что там будет: мы очутились над бездной, глубже и страшнее всех, которые миновали.
«Нет, не свалимся, — отвечал Вандик, —
на камень, может быть, попадем не раз, и в рытвину колесо заедет, но в овраг не свалимся: одна из передних лошадей куплена мною недели две назад в Устере: она знает
дорогу».
По
дороге везде работали черные арестанты с непокрытой головой, прямо под солнцем, не думая прятаться в тень. Солдаты, не спуская с них глаз, держали заряженные ружья
на втором взводе. В одном месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
По
дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший
на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал
дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
На другой день по возвращении в Капштат мы предприняли прогулку около Львиной горы. Точно такая же
дорога, как в Бенсклюфе, идет по хребту Льва, начинаясь в одной части города и оканчиваясь в другой. Мы взяли две коляски и отправились часов в одиннадцать утра. День начинался солнечный, безоблачный и жаркий донельзя.
Дорога шла по берегу моря мимо дач и ферм.
Не последнее наслаждение проехаться по этой
дороге, смотреть вниз
на этот кудрявый, тенистый лес,
на голубую гладь залива,
на дальние горы и
на громадный зеленый холм над вашей головой слева.
Кучера, несмотря
на водку, решительно объявили, что день чересчур жарок и дальше ехать кругом всей горы нет возможности. Что с ними делать: браниться? — не поможет. Заводить процесс за десять шиллингов — выиграешь только десять шиллингов, а кругом Льва все-таки не поедешь. Мы велели той же
дорогой ехать домой.
«Good bye!» — прощались мы печально
на крыльце с старухой Вельч, с Каролиной. Ричард, Алиса, корявый слуга и малаец-повар — все вышли проводить и взять обычную дань с путешественников — по нескольку шиллингов.
Дорогой встретили доктора, верхом, с женой, и
на вопрос его, совсем ли мы уезжаем: «Нет», — обманул я его, чтоб не выговаривать еще раз «good bye», которое звучит не веселей нашего «прощай».
Мы вышли
на довольно широкую
дорогу и очутились в непроходимом тропическом лесу с блестящею декорациею кокосовых пальм, которые то тянулись длинным строем, то, сбившись в кучу, вместе с кустами представляли непроницаемую зеленую чащу.
Джонки, лодки, китайцы и индийцы проезжают с берега
на суда и обратно, пересекая друг другу
дорогу. Направо и налево от нас — все дико; непроходимый кокосовый лес смотрится в залив; сзади море.
Мы через рейд отправились в город, гоняясь по
дороге с какой-то английской яхтой, которая ложилась то
на правый, то
на левый галс, грациозно описывая круги. Но и наши матросы молодцы: в белых рубашках, с синими каймами по воротникам, в белых же фуражках, с расстегнутой грудью, они при слове «Навались! дай ход!» разом вытягивали мускулистые руки, все шесть голов падали
на весла, и, как львы, дерущие когтями землю, раздирали веслами упругую влагу.
Спросили, когда будут полномочные. «Из Едо… не получено… об этом». Ну пошел свое! Хагивари и Саброски начали делать нам знаки, показывая
на бумагу, что вот какое чудо случилось: только заговорили о ней, и она и пришла! Тут уже никто не выдержал, и они сами, и все мы стали смеяться. Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама к обоим губернаторам о том, что едут полномочные, но кто именно, когда они едут, выехали ли, в
дороге ли — об этом ни слова.
Кому не случалось обедать
на траве, за городом, или в
дороге?
«Однако ж час, — сказал барон, — пора домой; мне завтракать (он жил в отели), вам обедать». Мы пошли не прежней
дорогой, а по каналу и повернули в первую длинную и довольно узкую улицу, которая вела прямо к трактиру.
На ней тоже купеческие домы, с высокими заборами и садиками, тоже бежали вприпрыжку носильщики с ношами. Мы пришли еще рано; наши не все собрались: кто пошел по делам службы, кто фланировать, другие хотели пробраться в китайский лагерь.
Наши вздумали тоже идти в лагерь; я предвидел, что они недолго проходят, и не пошел, а сел, в ожидании их,
на бревне подле
дороги и смотрел, как ездили англичанки.
Луна разделила улицы и
дороги на две половины, черную и белую.
Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут — как добраться до истины? все средства к обману
на их стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный заболел в
дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., — поверить их невозможно.
И японские войска расставлены были по обеим сторонам
дороги, то есть те же солдаты, с картонными шапками
на головах и ружьями, или quasi-ружьями в чехлах, ноги врозь и колени вперед.
С музыкой, в таком же порядке, как приехали, при ясной и теплой погоде, воротились мы
на фрегат.
Дорогой к пристани мы заглядывали за занавески и видели узенькую улицу, тощие деревья и прятавшихся женщин. «И хорошо делают, что прячутся, чернозубые!» — говорили некоторые. «Кисел виноград…» — скажете вы. А женщины действительно чернозубые: только до замужства хранят они естественную белизну зубов, а по вступлении в брак чернят их каким-то составом.
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через день. Чиновники приезжали за нами всякий раз, хотя мы просили не делать этого, благо узнали
дорогу. Но им все еще хочется показывать народу, что иностранцы не иначе как под их прикрытием могут выходить
на берег.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта
дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал
на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте в столицу, — сказал И. В. Фуругельм, — в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной
дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
И. В. Фуругельм, которому не нравилось это провожанье, махнул им рукой, чтоб шли прочь: они в ту же минуту согнулись почти до земли и оставались в этом положении, пока он перестал обращать
на них внимание, а потом опять шли за нами, прячась в кусты, а где кустов не было, следовали по
дороге, и все издали.
Заглянув еще в некоторые улицы и переулки, мы вышли
на большую
дорогу и отправились домой.
Мы не пошли ни в деревню Бо-Тсунг, ни
на большую
дорогу, а взяли налево, прорезали рощу и очутились в обработанных полях, идущих неровно, холмами, во все стороны.
Мы вышли к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в столицу, и сели там
на парапете моста.
Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы пошли
на сахарную плантацию. Она отделялась от большой
дороги полями с рисом, которые были наполнены водой и походили
на пруды с зеленой, стоячей водой.
Мы отправились
на холм, где были вчера, к кумирне. По
дороге встретили толпу крестьян с прекрасными, темными и гладкими, претолстыми бамбуковыми жердями,
на которых таскают тяжести.