Неточные совпадения
Если много явилось и исчезло
разных теорий о любви, чувстве, кажется, таком определенном, где форма, содержание и результат так ясны,
то воззрений
на дружбу было и есть еще больше.
Все они,
на разных языках, больше по-французски и по-английски, очень плохо
на том и другом, навязывались в проводники.
Капштатский рынок каждую субботу наводняется привозимыми изнутри,
то сухим путем,
на быках,
то из порта Елизабет и Восточного Лондона,
на судах, товарами для вывоза в
разные места.
На ночь нас развели по
разным комнатам. Но как особых комнат было только три, и в каждой по одной постели,
то пришлось по одной постели
на двоих. Но постели таковы, что
на них могли бы лечь и четверо.
На другой день, часу в восьмом, Ферстфельд явился за нами в кабриолете,
на паре прекрасных лошадей.
На высотах горы, в
разных местах вы видите
то одиноко стоящий каменный дом,
то расчищенное для постройки место: труд и искусство дотронулись уже до скал.
Этим фактом некоторые из моих товарищей хотели доказать
ту теорию, что будто бы растительные семена или пыль разносятся
на огромное расстояние ветром, оттого-де такие маленькие острова, как Бонин-Cима, и притом волканического происхождения, не имевшие первобытной растительности, и заросли, а змей-де и
разных гадин занести ветром не могло, оттого их и нет.
Кроме
того, были наставлены
разные миниатюрные столики, коробки, как игрушки;
на них воткнуты цветы, сделанные из овощей и из материй очень искусно.
Метисы — это пересаженные
на манильскую почву, с
разных других мест, цветки,
то есть смесь китайцев, испанцев и других племен с индийцами.
Кожа акулы очень ценится столярами для полировки дерева; кроме
того, ею обивают
разные вещи; в Японии обтягивают сабли. Мне один японец подарил маленький баул, обтянутый кожей акулы; очень красиво, похоже немного
на тисненый сафьян. Мне показали потом маленькую рыбку, в четверть аршина величиной, найденную прилипшею к спине акулы и одного цвета со спиной. У нас попросту называли ее прилипалой.
На одной стороне ее был виден оттиск шероховатой кожи акулы.
«Где же вы бывали?» — спрашивал я одного из них. «В
разных местах, — сказал он, — и к северу, и к югу, за тысячу верст, за полторы, за три». — «Кто ж живет в
тех местах, например к северу?» — «Не живет никто, а кочуют якуты, тунгусы, чукчи. Ездят по этим дорогам верхом, большею частью
на одних и
тех же лошадях или
на оленях. По колымскому и другим пустынным трактам есть, пожалуй, и станции, но какие расстояния между ними: верст по четыреста, небольшие — всего по двести верст!»
Много ужасных драм происходило в
разные времена с кораблями и
на кораблях. Кто ищет в книгах сильных ощущений, за неимением последних в самой жизни,
тот найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких
томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у
разных народов. Погибали
на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то есть вроде как бы старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался,
на разные темы, полагая, что имеет дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
Эта первая неудачная встреча не помешала следующим, и доктор даже понравился Галактиону, как человек совершенно другого, неизвестного ему мира. Доктор постоянно был под хмельком и любил поговорить
на разные темы, забывая на другой день, о чем говорилось вчера.
Созывали нас на первом курсе слушать сочинения, которые писались
на разные темы под руководством адъюнкта словесности, добродушнейшего слависта Ровинского. Эти обязательные упражнения как-то не привились. Во мне, считавшемся в гимназии „сочинителем“, эти литературные сборища не вызвали особенного интереса. У меня не явилось ни малейшей охоты что-нибудь написать самому или обратиться за советом к Ровинскому.
Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину
на романах и альбомах, вполовину
на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что
тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только
на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в
разные платья в продолжение пьесы.
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не
то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового
на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются
разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Кроме
того, мужики эти всё откладывали под
разными предлогами условленную с ними постройку
на этой земле скотного двора и риги и оттянули до зимы.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула
на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав
на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями
на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала
ту же песню полсотни
разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Узнав, что доктор еще не вставал, Левин из
разных планов, представлявшихся ему, остановился
на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не встанет,
то, подкупив лакея или насильно, если
тот не согласится, будить доктора во что бы
то ни стало.