Неточные совпадения
«Вы курите в качку сигару и ожидаете
после этого, что вас укачает: напрасно!» —
сказал мне один из спутников.
Веселились по свистку,
сказал я; да, там, где собрано в тесную кучу четыреста человек, и самое веселье подчинено общему порядку.
После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда...
До вечера: как не до вечера! Только на третий день
после того вечера мог я взяться за перо. Теперь вижу, что адмирал был прав, зачеркнув в одной бумаге, в которой предписывалось шкуне соединиться с фрегатом, слово «непременно». «На море непременно не бывает», —
сказал он. «На парусных судах», — подумал я. Фрегат рылся носом в волнах и ложился попеременно на тот и другой бок. Ветер шумел, как в лесу, и только теперь смолкает.
«Я все с большим и большим удовольствием смотрю на вас», —
сказал он, кладя ноги на стол, заваленный журналами, когда мы перешли
после обеда в гостиную и дамы удалились.
После этого перевязал узел снурком, достал из-за пазухи маленькую печать и приложил к снурку и отдал ящик своему чиновнику,
сказав что-то переводчику.
Они уехали,
сказав, что свидание назначено завтра, 9-го числа, что рентмейстер, первый
после губернатора чиновник в городе, и два губернаторские секретаря приедут известить нас, когда губернатор будет готов принять.
«И они в пятнах, —
сказал он про себя, — что за чудо!» Но о перчатках нечего было и хлопотать: мы с апреля, то есть с мыса Доброй Надежды, и не пробовали надевать их — напрасный труд, не наденешь в этом жару, а и наденешь, так будешь не рад — не скинешь
после.
Но это все неважное: где же важное? А вот: 9-го октября,
после обеда,
сказали, что едут гокейнсы. И это не важность: мы привыкли. Вахтенный офицер посылает
сказать обыкновенно К. Н. Посьету. Гокейнсов повели в капитанскую каюту. Я был там. «А! Ойе-Саброски! Кичибе!» — встретил я их, весело подавая руки; но они молча, едва отвечая на поклон, брали руку. Что это значит? Они, такие ласковые и учтивые, особенно Саброски: он шутник и хохотун, а тут… Да что это у всех такая торжественная мина; никто не улыбается?
После обеда тотчас явились японцы и
сказали, что хотя губернатор и не имеет разрешения, но берет все на себя и отводит место.
Рождество у нас прошло, как будто мы были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили друг друга, потом обедали у адмирала.
После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме, спросил, какой праздник. Хотя с ними избегали говорить о христианской религии, но я
сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
Да, я забыл
сказать, что за полчаса до назначенного времени приехал, как и в первый раз, старший
после губернатора в городе чиновник
сказать, что полномочные ожидают нас. За ним, по японскому обычаю, тянулся целый хвост баниосов и прочего всякого чина. Чиновник выпил чашку чаю, две рюмки cherry brandy (вишневой наливки) и уехал.
Мы съехали
после обеда на берег, лениво и задумчиво бродили по лесам, или, лучше
сказать, по садам, зашли куда-то в сторону, нашли холм между кедрами, полежали на траве, зашли в кумирню, напились воды из колодца, а вечером пили чай на берегу, под навесом мирт и папирусов, — словом, провели вечер совершенно идиллически.
«Зачем так много всего этого? —
скажешь невольно, глядя на эти двадцать, тридцать блюд, — не лучше ли два-три блюда, как у нас?..» Впрочем, я не знаю, что лучше: попробовать ли понемногу от двадцати блюд или наесться двух так, что человек
после обеда часа два томится сомнением, будет ли он жив к вечеру, как это делают иные…
В тагальских деревнях между хижинами много красивых домов легкой постройки — это дачи горожан, которые бегут сюда, между прочим, тотчас
после первых приступов землетрясения, как
сказал мне утром мсье Демьен.
«Нет, постой, ваше высокоблагородие, я цыгана приведу», —
сказал он
после тщетных усилий остановить воду.
Вечером, идучи к адмиралу пить чай, я остановился над люком общей каюты посмотреть, с чем это большая сковорода стоит на столе. «Не хотите ли попробовать жареной акулы?» — спросили сидевшие за столом. «Нет». — «Ну так ухи из нее?» — «Вы шутите, —
сказал я, — разве она годится?» — «Отлично!» — отвечали некоторые. Но я
после узнал, что те именно и не дотрогивались до «отличного» блюда, которые хвалили его.
Чиновник был послан, сколько я мог узнать, чтоб сблизить их. «Как же вы сделали?» — спросил я его. «Лаской и подарками, —
сказал он, — я с трудом зазвал их старшин на русскую сторону, к себе в юрту, угостил чаем, уверил, что им опасаться нечего, и
после того многие семейства перекочевали на русскую сторону».
Русский священник в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и
после обедни
сказал речь, в которой остерегал от этих страхов. Он исчислил опасности, какие можем мы встретить на море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и страхи на другие».
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя
после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Неточные совпадения
Простаков (Скотинину). Правду
сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой.
После отца осталась она младенцем. Тому с полгода, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а
после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как
скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке.
После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так
сказать, с голоду. А! каково это?
Выехал он в самый Николин день, сейчас
после ранних обеден, и дома
сказал, что будет не скоро.
— Что? о вчерашнем разговоре? —
сказал Левин, блаженно щурясь и отдуваясь
после оконченного обеда и решительно не в силах вспомнить, какой это был вчерашний разговор.