Неточные совпадения
Вчера, 28-го, когда я только было
собрался уснуть после
обеда, мне предложили кататься
на шлюпке в море. Мы этим нет-нет да и напомним японцам, что вода принадлежит всем и что мешать в этом они не могут, и таким образом мы удерживаем это право за европейцами. Наши давно дразнят японцев, катаясь
на шлюпках.
«Ну уж эти путешествия!» — слышится из соседней комнаты, где такой же труженик, как мы,
собирался тоже
на обед и собственноручно, охая, со стоном, чистит фрак.
После
обеда нас повели в особые галереи играть
на бильярде. Хозяин и некоторые гости, узнав, что мы
собираемся играть русскую, пятишаровую партию, пришли было посмотреть, что это такое, но как мы с Посьетом в течение получаса не сделали ни одного шара, то они постояли да и ушли, составив себе, вероятно, не совсем выгодное понятие о русской партии.
Я не знал,
на что решиться, и мрачно сидел
на своем чемодане, пока товарищи мои шумно выбирались из трактира. Кули приходили и выходили, таская поклажу. Все ушли; девятый час, а шкуне в 10 часу велено уйти. Многие из наших обедают у Каннингама, а другие отказались, в том числе и я. Это прощальный
обед. Наконец я быстро
собрался, позвал писаря нашего, который жил в трактире, для переписки бумаг, велел привести двух кули, и мы отправились.
Сзади всех подставок поставлена была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и
на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я
собирался придвинуть ее к себе и протянул было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас
на обедах, — заметил он, — но ее никогда не едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и было, да и то не едят! Ох уж эти мне эмблемы да символы!
11-го декабря 1873 года и 6-го января 1874 года небольшое общество морских офицеров
собралось отпраздновать дружеским
обедом двадцатилетнюю годовщину избавления их от гибели в означенные числа
на море при крушении в 1854 году в Японии фрегата «Диана».
Собираются на обед, на вечер, как в должность, без веселья, холодно, чтоб похвастать поваром, салоном, и потом под рукой осмеять, подставить ногу один другому.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите к Жилинскому и Борису
собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
Неточные совпадения
— Ну, барин, обедать! — сказал он решительно. И, дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их, сидели дети, принесшие
обеды. Мужики
собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст,
на который накидали травы.
Обед был накрыт
на четырех. Все уже
собрались, чтобы выйти в маленькую столовую, как приехал Тушкевич с поручением к Анне от княгини Бетси. Княгиня Бетси просила извинить, что она не приехала проститься; она нездорова, но просила Анну приехать к ней между половиной седьмого и девятью часами. Вронский взглянул
на Анну при этом определении времени, показывавшем, что были приняты меры, чтоб она никого не встретила; но Анна как будто не заметила этого.
Гости ресторана вели себя так размашисто и бесцеремонно шумно, как будто все они были близко знакомы друг с другом и
собрались на юбилейный или поминальный
обед.
Когда, отдохнув после трудного
обеда, все
собрались к чаю, вдруг пришел воротившийся из города обломовский мужик, и уж он доставал, доставал из-за пазухи, наконец насилу достал скомканное письмо
на имя Ильи Иваныча Обломова.
Вечером, вскоре после
обеда, в большой зале, где особенно, как для лекции, поставили рядами стулья с высокими резными спинками, а перед столом кресло и столик с графином воды для проповедника, стали
собираться на собрание,
на котором должен был проповедовать приезжий Кизеветер.