Совестно ли ему было, что он не был допущен в каюту, или просто он признавал в себе другое какое-нибудь достоинство, кроме чести быть японским чиновником, и понимал, что окружает его, — не знаю, но он
стоял на палубе гордо, в красивой, небрежной позе.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей на шесть вверх. Нельзя было решить,
стоя на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая на какую-нибудь сажень к скалистой стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять на середину бухты.
Неточные совпадения
Взглянешь около себя и увидишь мачты,
палубы, пушки, слышишь рев ветра, а невдалеке, в красноречивом безмолвии,
стоят красивые скалы: не раз содрогнешься за участь путешественников!.. Но я убедился, что читать и слушать рассказы об опасных странствиях гораздо страшнее, нежели испытывать последние. Говорят, и умирающему не так страшно умирать, как свидетелям смотреть
на это.
Я
постоял у шпиля, посмотрел, как море вдруг скроется из глаз совсем под фрегат и перед вами
палуба стоит стоймя, то вдруг скроется
палуба и вместо нее очутится стена воды, которая так и лезет
на вас.
Вон, посмотрите, они
стоят в куче
на палубе, около шпиля, а не то заберутся
на вахтенную скамью.
Сегодня выхожу
на палубу часу в девятом: налево, в тумане, какой-то остров; над ним, как исполинская ширма,
стоит сизая туча с полосами дождя.
На палубе бездействие; паруса
стоят неподвижно; ученье делать нет возможности от жара.
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж
на палубу и
стояли в ожидании, что делать. Между вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не бросит, что эта вещь хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Я пощупал ногой
палубу: она перестала двигаться, ноги
стояли будто
на земле.
Смотрел я
на всю эту суматоху и дивился: «Вот привычные люди, у которых никаких «страшных» минут не бывает, а теперь как будто боятся!
На мели: велика важность!
Постоим, да и сойдем, как задует ветер посвежее, заколеблется море!» — думал я, твердо шагая по твердой
палубе. Неопытный слепец!
Зато — как приятно стало через день, когда Клим,
стоя на палубе маленького парохода, белого, как лебедь, смотрел на город, окутанный пышной массой багряных туч.
Там,
стоя на палубе «Байкала», я видел, как буксирный пароход, тащивший большую баржу с двумя сотнями солдат, утерял свой буксирный канат; баржу понесло течением по рейду, и она пошла прямо на якорную цепь парусного судна, стоявшего недалеко от нас.
Он тогда
стоял на палубе по одну сторону сходни, а по другую стоял юнга, ученик мореходных классов, тонкий, ловкий и стройный в своей матросской курточке мальчишка, подвижной, как молодая обезьянка.
Неточные совпадения
Когда Грэй поднялся
на палубу «Секрета», он несколько минут
стоял неподвижно, поглаживая рукой голову сзади
на лоб, что означало крайнее замешательство. Рассеянность — облачное движение чувств — отражалось в его лице бесчувственной улыбкой лунатика. Его помощник Пантен шел в это время по шканцам с тарелкой жареной рыбы; увидев Грэя, он заметил странное состояние капитана.
Меж тем
на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд
стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда
стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее по
палубе к сходням
на берег.
Этот, который необыкновенно разгрызал орехи, взглянув
на верхнюю
палубу, где
стоял Самгин с Варварой, сказал довольно громко:
А люди носились по
палубе всё быстрее, выскочили классные пассажиры, кто-то прыгнул за борт, за ним — другой, и еще; двое мужиков и монах отбивали поленьями скамью, привинченную к
палубе; с кормы бросили в воду большую клетку с курами; среди
палубы, около лестницы
на капитанский мостик,
стоял на коленях мужик и, кланяясь бежавшим мимо него, выл волком: