Неточные совпадения
И люди тоже, даже незнакомые, в другое время недоступные, хуже судьбы, как будто сговорились уладить дело. Я
был жертвой внутренней борьбы, волнений, почти изнемогал. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно
было читать эти
вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?
Они ответят на дельный
вопрос, сообщат вам сведение, в котором нуждаетесь, укажут дорогу и т. п., но не
будут довольны, если вы к ним обратитесь просто так, поговорить.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот
вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в ту сторону, где дед указал
быть испанскому берегу.
Увидя нас, новоприезжих, обе хозяйки в один голос спросили,
будем ли мы обедать. Этот
вопрос занимал весь дом.
В эту минуту обработываются главные
вопросы, обусловливающие ее существование, именно о том, что ожидает колонию, то
есть останется ли она только колониею европейцев, как оставалась под владычеством голландцев, ничего не сделавших для черных племен, и представит в будущем незанимательный уголок европейского народонаселения, или черные, как законные дети одного отца, наравне с белыми,
будут разделять завещанное и им наследие свободы, религии, цивилизации?
Решением этого
вопроса решится и предыдущий, то
есть о том,
будут ли вознаграждены усилия европейца, удастся ли, с помощью уже недиких братьев, извлечь из скупой почвы, посредством искусства, все, что может только она дать человеку за труд? усовершенствует ли он всеми средствами, какими обладает цивилизация, продукты и промыслы? возведет ли последние в степень систематического занятия туземцев? откроет ли или привьет новые отрасли, до сих пор чуждые стране?
Недавно только отведена для усмиренных кафров целая область, под именем Британской Кафрарии, о чем сказано
будет ниже, и предоставлено им право селиться и жить там, но под влиянием, то
есть под надзором, английского колониального правительства. Область эта окружена со всех сторон британскими владениями: как и долго ли уживутся беспокойные племена под ферулой европейской цивилизации и оружия, сблизятся ли с своими победителями и просветителями — эти
вопросы могут
быть разрешены только временем.
Энергические и умные меры Смита водворили в колонии мир и оказали благодетельное влияние на самих кафров. Они, казалось, убедились в физическом и нравственном превосходстве белых и в невозможности противиться им, смирились и отдались под их опеку. Советы, или, лучше сказать, приказания, Смита исполнялись — но долго ли, вот
вопрос!
Была ли эта война последнею? К сожалению, нет. Это
была только вторая по счету: в 1851 году открылась третья. И кто знает, где остановится эта нумерация?
Мы уже
были предупреждены, что нас встретят здесь
вопросами, и оттого приготовились отвечать, как следует, со всею откровенностью. Они спрашивали: откуда мы пришли, давно ли вышли, какого числа, сколько у нас людей на каждом корабле, как матросов, так и офицеров, сколько пушек и т. п.
Зато избавляю себя и вас от дальнейших воззрений и догадок: рассмотрите эти
вопросы на досуге, в кабинете, с помощью ученых источников.
Буду просто рассказывать, что вижу и слышу.
Вы там в Европе хлопочете в эту минуту о том,
быть или не
быть, а мы целые дни бились над
вопросами: сидеть или не сидеть, стоять или не стоять, потом как и на чем сидеть и т. п.
Пришел и их черед практически решать
вопрос: пускать или не пускать европейцев, а это все равно для японцев, что
быть или не
быть.
В бумаге заключалось согласие горочью принять письмо. Только
было, на
вопрос адмирала, я разинул рот отвечать, как губернатор взял другую бумагу, таким же порядком прочел ее; тот же старик, секретарь, взял и передал ее, с теми же церемониями, Кичибе. В этой второй бумаге сказано
было, что «письмо
будет принято, но что скорого ответа на него
быть не может».
После размена учтивостей губернатор встал и хотел
было уходить, но адмирал предложил еще некоторые
вопросы.
Все
были в восторге, когда мы объявили, что покидаем Нагасаки; только Кичибе
был ни скучнее, ни веселее других. Он переводил
вопросы и ответы, сам ничего не спрашивая и не интересуясь ничем. Он как-то сказал на
вопрос Посьета, почему он не учится английскому языку, что жалеет, зачем выучился и по-голландски. «Отчего?» — «Я люблю, — говорит, — ничего не делать, лежать на боку».
Кичибе извивался, как змей, допрашиваясь, когда идем, воротимся ли, упрашивая сказать день, когда выйдем, и т. п. Но ничего не добился. «Спудиг (скоро), зер спудиг», — отвечал ему Посьет. Они просили сказать об этом по крайней мере за день до отхода — и того нет. На них, очевидно, напала тоска. Наступила их очередь
быть игрушкой. Мы мистифировали их, ловко избегая отвечать на
вопросы. Так они и уехали в тревоге, не добившись ничего, а мы сели обедать.
На
вопрос француза, как намерено действовать новое правительство, если оно утвердится, Тайпин-Ван отвечал, что подданные его, как христиане, приходятся европейцам братьями и
будут действовать в этом смысле, но что обязательствами себя никакими не связывают.
Стол
был заставлен блюдами. «Кому
есть всю эту массу мяс, птиц, рыб?» — вот
вопрос, который представится каждому неангличанину и неамериканцу. Но надо знать, что в Англии и в Соединенных Штатах для слуг особенного стола не готовится; они
едят то же самое, что и господа, оттого нечего удивляться, что чуть не целые быки и бараны подаются на стол.
Гончаров!» — закричал он детским голосом, увидев меня, и засмеялся; но его остановил серьезный
вопрос: «Тут ли полномочные?» — «
Будут, чрез три дня», — отвечал он чрез Сьозу.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили
вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они
будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «Если в субботу, — сказано им (а это
было в среду), — они не приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там делайте, как хотите», — прибавили они.
В Новый год, вечером, когда у нас все уже легли, приехали два чиновника от полномочных, с двумя второстепенными переводчиками, Сьозой и Льодой, и привезли ответ на два
вопроса. К. Н. Посьет спал; я ходил по палубе и встретил их. В бумаге сказано
было, что полномочные теперь не могут отвечать на предложенные им
вопросы, потому что у них
есть ответ верховного совета на письмо из России и что, по прочтении его, адмиралу, может
быть, ответы на эти
вопросы и не понадобятся. Нечего делать, надо
было подождать.
На
вопрос,
есть ли у них меха, они отвечали, что
есть звери: выдры и лисицы, но что мехов почти никто не носит.
Корейцы увидели образ Спасителя в каюте; и когда, на
вопрос их: «Кто это», успели кое-как отвечать им, они встали с мест своих и начали низко и благоговейно кланяться образу. Между тем набралось на фрегат около ста человек корейцев, так что принуждены
были больше не пускать. Долго просидели они и наконец уехали.
Здесь же нам сказали, что в корейской столице
есть что-то вроде японского подворья, на котором живет до трехсот человек японцев; они торгуют своими товарами. А японцы каковы? На
вопрос наш, торгуют ли они с корейцами, отвечали, что торгуют случайно, когда будто бы тех занесет бурей к их берегам.
Да и нечего говорить, разве только спрашивать: «Выдержат ли якорные цепи и канаты напор ветра или нет?»
Вопрос, похожий на гоголевский
вопрос: «Доедет или не доедет колесо до Казани?» Но для нас он
был и гамлетовским
вопросом:
быть или не
быть?