Неточные совпадения
Подходим ближе — люди протягивают к нам руки, умоляя — купить рыбы. Велено держать вплоть к лодкам. «Брандспойты!» — закричал вахтенный, и рыбакам задан был обильный душ, к несказанному
удовольствию наших матросов, и рыбаков тоже, потому что и они засмеялись вместе
с нами.
Между прочим, я посвятил
с особенным
удовольствием целое утро обозрению зоологического сада.
Действительно, нет лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта
с тонким ароматом. Плод этот, когда поспеет, надо есть ложечкой. Если не ошибаюсь, по-испански он называется нона. Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич, в котором изъявил
удовольствие, что второй раз уже угощает далеких и редких гостей, желал счастливого возвращения и звал вторично к себе.
Я
с новым
удовольствием обошел его весь, останавливался перед разными деревьями, дивился рогатым, неуклюжим кактусам и опять
с любопытством смотрел на Столовую гору.
«Я все
с большим и большим
удовольствием смотрю на вас», — сказал он, кладя ноги на стол, заваленный журналами, когда мы перешли после обеда в гостиную и дамы удалились.
Хозяева наслаждались, глядя,
с каким
удовольствием мы, особенно Зеленый, переходили от одного блюда к другому.
Площадки, обвитые виноградом, палисадники,
с непроницаемой тенью дубовых ветвей,
с кустами алоэ,
с цветами — все, кажется, приюты счастья, мирных занятий, домашних
удовольствий!
От этого сегодня вы обедаете в обществе двадцати человек, невольно заводите знакомство, иногда успеет зародиться, в течение нескольких дней, симпатия; каждый день вы
с большим
удовольствием спешите свидеться, за столом или в общей прогулке,
с новым и неожиданным приятелем.
Наконец пора было уходить. Сейоло подал нам руку и ласково кивнул головой. Я взял у него портрет и отдал жене его, делая ей знак, что оставляю его ей в подарок. Она, по-видимому, была очень довольна, подала мне руку и
с улыбкой кивала нам головой. И ему понравилось это. Он, от
удовольствия, привстал и захохотал. Мы вышли и поблагодарили джентльменов.
Хозяин пригласил нас в гостиную за большой круглый стол, уставленный множеством тарелок и блюд
с свежими фруктами и вареньями. Потом слуги принесли графины
с хересом, портвейном и бутылки
с элем. Мы попробовали последнего и не могли опомниться от
удовольствия: пиво было холодно как лед, так что у меня заныл зуб. Подали воды, тоже прехолодной. Хозяин объяснил, что у него есть глубокие подвалы; сверх того, он нарочно велел нахолодить пиво и воду селитрой.
Японцы тихо,
с улыбкой
удовольствия и удивления, сообщали друг другу замечания на своем звучном языке. Некоторые из них, и особенно один из переводчиков, Нарабайоси 2-й (их два брата, двоюродные, иначе гейстра), молодой человек лет 25-ти, говорящий немного по-английски, со вздохом сознался, что все виденное у нас приводит его в восторг, что он хотел бы быть европейцем, русским, путешествовать и заглянуть куда-нибудь, хоть бы на Бонинсима…
«Точно так-с, — отвечал он
с той улыбкой человека навеселе, в которой умещаются и обида и
удовольствие, — писать вовсе не могу», — прибавил он,
с влажными глазами и
с той же улыбкой, и старался водить рукой по воздуху, будто пишет.
Наши, однако, не унывают, ездят на скалы гулять. Вчера даже
с корвета поехали на берег пить чай на траве, как, бывало, в России, в березовой роще. Только они взяли
с собой туда дров и воды: там нету. Не правда ли, есть маленькая натяжка в этом сельском
удовольствии?
Хозяин,
с наружным отчаянием, но
с внутренним
удовольствием, твердил: «Дом мой приступом взяли!» — и начал бегать, суетиться.
Они уже тут не могли скрыть своего
удовольствия или удивления и ахнули — так хороши были ящики из дорогого красивого дерева,
с деревянной же мозаикой.
20 января нашего стиля обещались опять быть и сами полномочные, и были. Приехав, они сказали, что ехали на фрегат
с большим
удовольствием. Им подали чаю, потом адмирал стал говорить о делах.
Адмирал предложил тост: «За успешный ход наших дел!» Кавадзи, после бокала шампанского и трех рюмок наливки, положил голову на стол, пробыл так
с минуту, потом отряхнул хмель, как сон от глаз, и быстро спросил: «Когда он будет иметь
удовольствие угощать адмирала и нас в последний раз у себя?» — «Когда угодно, лишь бы это не сделало ему много хлопот», — отвечено ему.
Скоро удивление сменилось
удовольствием: они сели рядом на палубе и не спускали глаз
с музыкантов.
Как ни привыкнешь к морю, а всякий раз, как надо сниматься
с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами — не
удовольствие, а необходимое зло. В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь в тумане какой-нибудь новый остров, хочется туда, да рифы мешают…
С каким
удовольствием уселись потом около чайного стола в каюте!
Не без
удовольствия простимся мы не сегодня, так завтра
с Кореей. Уж наши видели пограничную стражу на противоположном от Кореи берегу реки. Тут начинается Манчжурия, и берег
с этих мест исследован Лаперузом.
И слава Богу: встреча
с медведем могла бы доставить
удовольствие, а может быть, и некоторую выгоду — только ему одному: нас она повергла бы в недоумение, а лошадей в неистовый испуг.
Мы везде, где нам предложат капусты, моркови, молока, все берем
с величайшим
удовольствием и щедро платим за все, лишь бы поддерживалась охота в переселенцах жить в этих новых местах, лишь бы не оставляла их надежда на сбыт своих произведений.
Я — ничего себе: всматривался в открывшиеся теперь совсем подробности нового берега, глядел не без
удовольствия, как скачут через камни, точно бешеные белые лошади, буруны, кипя пеной; наблюдал, как начальство беспокоится, как появляется иногда и задумчиво поглядывает на рифы адмирал, как все примолкли и почти не говорят друг
с другом.