Неточные совпадения
Тогда Тяпа, успокоенный, забивался куда-нибудь в угол, где чинил свои лохмотья или читал Библию, такую же старую и грязную, как сам он. Он вылезал из своего угла, когда
учитель читал газету. Тяпа
молча слушал всё, что читалось, и глубоко вздыхал, ни о чем не спрашивая. Но когда, прочитав газету,
учитель складывал ее, Тяпа протягивал свою костлявую руку и говорил...
— Эх, Тяпа, — тоскливо воскликнул
учитель, — это — верно! И народ — верно!.. Он огромный. Но — я ему чужой… и — он мне чужой… Вот в чем трагедия. Но — пускай! Буду страдать… И пророков нет… нет!.. Я действительно говорю много… и это не нужно никому… но — я буду
молчать… Только ты не говори со мной так… Эх, старик! ты не знаешь… не знаешь… не можешь понять.
— Нет, не понравилось, — отвечает
учитель. Тон его так внушительно серьезен, что публика
молчит.
— Это, брат, нелепо! — сказал ротмистр, тихонько приглаживая рукой растрепанные волосы неподвижного
учителя. Потом ротмистр прислушался к его дыханию, горячему и прерывистому, посмотрел в лицо, осунувшееся и землистое, вздохнул и, строго нахмурив брови, осмотрелся вокруг. Лампа была скверная: огонь в ней дрожал, и по стенам ночлежки
молча прыгали черные тени. Ротмистр стал упорно смотреть на их безмолвную игру, разглаживая себе бороду.
По стенам ночлежки всё прыгали тени, как бы
молча борясь друг с другом. На нарах, вытянувшись во весь рост, лежал
учитель и хрипел. Глаза у него были широко открыты, обнаженная грудь сильно колыхалась, в углах губ кипела пена, и на лице было такое напряженное выражение, как будто он силился сказать что-то большое, трудное и — не мог и невыразимо страдал от этого.
Но Кувалда
молчал. Он стоял между двух полицейских, страшный и прямой, и смотрел, как
учителя взваливали на телегу. Человек, державший труп под мышки, был низенького роста и не мог положить головы
учителя в тот момент, когда ноги его уже были брошены в телегу. С минуту
учитель был в такой позе, точно он хотел кинуться с телеги вниз головой и спрятаться в земле от всех этих злых и глупых людей, не дававших ему покоя.
Учитель молча, осторожно отодвинулся от нее, а у Тани порозовели уши, и, наклонив голову, она долго, неподвижно смотрела в пол, под ноги себе.
Мне нечего было терять, я прокашлялся и начал врать все, что только мне приходило в голову.
Учитель молчал, сметая со стола пыль перышком, которое он у меня отнял, пристально смотрел мимо моего уха и приговаривал: «Хорошо-с, очень хорошо-с». Я чувствовал, что ничего не знаю, выражаюсь совсем не так, как следует, и мне страшно больно было видеть, что учитель не останавливает и не поправляет меня.
Неточные совпадения
Он снова
молчал, как будто заснув с открытыми глазами. Клим видел сбоку фарфоровый, блестящий белок, это напомнило ему мертвый глаз доктора Сомова. Он понимал, что, рассуждая о выдумке,
учитель беседует сам с собой, забыв о нем, ученике. И нередко Клим ждал, что вот сейчас
учитель скажет что-то о матери, о том, как он в саду обнимал ноги ее. Но
учитель говорил:
Они
молча шли по дорожке. Ни от линейки
учителя, ни от бровей директора никогда в жизни не стучало так сердце Обломова, как теперь. Он хотел что-то сказать, пересиливал себя, но слова с языка не шли; только сердце билось неимоверно, как перед бедой.
В эту неделю ни один серьезный
учитель ничего от него не добился. Он сидит в своем углу, рисует, стирает, тушует, опять стирает или
молча задумается; в зрачке ляжет синева, и глаза покроются будто туманом, только губы едва-едва заметно шевелятся, и в них переливается розовая влага.
— У всякого своя идея, — смотрел я в упор на
учителя, который, напротив,
молчал и рассматривал меня с улыбкой.
— Тише,
молчать, — отвечал
учитель чистым русским языком, —
молчать, или вы пропали. Я — Дубровский.