Существование в человеке животного, только животного, не есть жизнь человеческая. Жизнь по одной воле бога тоже не есть жизнь человеческая. Жизнь человеческая есть составная из
жизни животной и жизни божеской. И чем более приближается эта составная к жизни божеской, тем больше жизни.
Николай Иванович. Да, если ты умрешь за други свои, то это будет прекрасно и для тебя и для других, но в том-то и дело, что человек не один дух, а дух во плоти. И плоть тянет жить для себя, а дух просвещения тянет жить для бога, для других, и жизнь идет у всех не животная, по равнодействующей и чем ближе к жизни для бога, тем лучше. И потому, чем больше мы будем стараться жить для бога, тем лучше, а
жизнь животная уже сама за себя постарается.
Чем больше человек переносит свою жизнь из
жизни животной в жизнь духовную, тем жизнь его становится свободнее и радостнее. Для того же, чтобы человек мог переносить свою жизнь из жизни животной в жизнь духовную, надо, чтобы он сознавал себя духовным существом. Для того же, чтобы человек мог сознавать себя духовным существом, ему надо отрекаться от жизни телесной. Для веры нужно самоотречение, для самоотречения нужно сознание. Одно помогает другому.
Есть в известном совокуплении вещества подчинение высшему закону организма, — мы признаем в этом совокуплении вещества жизнь; нет, не начиналось или кончилось это подчинение, — и нет уже того, что отделяет это вещество от всего остального вещества, в котором действуют одни законы механические, химические, физические, — и мы не признаем в нем
жизни животного.
Неточные совпадения
Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как
животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении
жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
— Жили тесно, — продолжал Тагильский не спеша и как бы равнодушно. — Я неоднократно видел… так сказать, взрывы страсти двух
животных. На дворе, в большой пристройке к трактиру, помещались подлые девки. В двенадцать лет я начал онанировать, одна из девиц поймала меня на этом и обучила предпочитать нормальную половую
жизнь…
— Это ты — из деликатности, — сказала Варвара, задыхаясь. — Ах, какое подлое, грубое
животное Стратонов… Каменщик. Мерзавец… Для богатых баб… А ты — из гордости. Ты — такой чистый, честный. В тебе есть мужество… не соглашаться с
жизнью…
— Я этого не понимаю — этой птичьей
жизни, — сказала она. — Вы, конечно, несерьезно указали вокруг, на природу, на
животных…
Они — не жертвы общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат
животному голоду. Нет: там жрицы сильных, хотя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и
жизнь, как игрок в карты.