Неточные совпадения
— Тут одна еврейка живет, так у ней — девять
человек, мал мала
меньше. Спрашиваю я ее: «Как же ты живешь, Мосевна?» А она говорит: «Живу с богом со своим — с кем иначе жить?»
Я снова в городе, в двухэтажном белом доме, похожем на гроб, общий для множества
людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он стоит боком на улицу, в каждом этаже его по восемь окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, — по четыре окна; нижние смотрят в узенький проезд, на двор, верхние — через забор, на
маленький домик прачки и в грязный овраг.
Я иду на чердак, взяв с собою ножницы и разноцветной бумаги, вырезаю из нее кружевные рисунки и украшаю ими стропила… Все-таки пища моей тоске. Мне тревожно хочется идти куда-то, где
меньше спят,
меньше ссорятся, не так назойливо одолевают бога жалобами, не так часто обижают
людей сердитым судом.
— Я не стряпаю, а готовлю, стряпают — бабы, — сказал он, усмехаясь; подумав, прибавил: — Разница меж
людьми — в глупости. Один — умнее, другой —
меньше, третий — совсем дурак. А чтобы поумнеть, надо читать правильные книги, черную магию и — что там еще? Все книги надо читать, тогда найдешь правильные…
Это был незаметный
человек, Бляхин. Весь какой-то линючий, блеклый, он все прятался по углам, поблескивая оттуда
маленькими глазками.
Маленький, медный казак казался мне не
человеком, а чем-то более значительным — сказочным существом, лучше и выше всех
людей. Я не мог говорить с ним. Когда он спрашивал меня о чем-нибудь, я счастливо улыбался и молчал смущенно. Я готов был ходить за ним молча и покорно, как собака, только бы чаще видеть его, слышать, как он поет.
В одной из квартир жил закройщик лучшего портного в городе, тихий, скромный, нерусский
человек. У него была
маленькая, бездетная жена, которая день и ночь читала книги. На шумном дворе, в домах, тесно набитых пьяными
людьми, эти двое жили невидимо и безмолвно, гостей не принимали, сами никуда не ходили, только по праздникам в театр.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в
маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз,
люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, — хочется сесть в темный угол и, съежившись, выть волком.
Приносят ветчину, собираются зрители, всё матерые купцы, туго закутанные в тяжелые шубы, похожие на огромные гири;
люди с большими животами, а глаза у всех
маленькие, в жировых опухолях и подернуты сонной дымкой неизбывной скуки.
Нередко приходили еще начетчики: Пахомий,
человек с большим животом, в засаленной поддевке, кривой на один глаз, обрюзглый и хрюкающий; Лукиан,
маленький старичок, гладкий, как мышь, ласковый и бойкий, а с ним большой, мрачный
человек, похожий на кучера, чернобородый, с мертвым лицом, неприятным, но красивым, с неподвижными глазами.
Я скоро понял, что все эти
люди видели и знают
меньше меня; почти каждый из них с детства был посажен в тесную клетку мастерства и с той поры сидит в ней. Из всей мастерской только Жихарев был в Москве, о которой он говорил внушительно и хмуро...
В день моих именин мастерская подарила мне
маленький, красиво написанный образ Алексия — божия
человека, и Жихарев внушительно сказал длинную речь, очень памятную мне.
Я вспомнил магазин обуви, церковного сторожа, мне подумалось: выдаст меня этот
человек! Но трудно было отказать, и я дал ему икону, но стащить псалтирь, стоивший несколько рублей, не решился, это казалось мне крупным преступлением. Что поделаешь? В морали всегда скрыта арифметика; святая наивность «Уложения о наказаниях уголовных» очень ясно выдает эту
маленькую тайну, за которой прячется великая ложь собственности.
Лучше всех — и всегда какие-то особенно хорошие песни — пел
маленький, тощий шорник Клещов,
человек мятый, жеваный, в клочьях рыжих волос; носишко у него блестел, точно у покойника, крошечные, сонные глаза были неподвижны.
Голос у него был
маленький, но — неутомимый; он прошивал глухой, о́темный гомон трактира серебряной струной, грустные слова, стоны и выкрики побеждали всех
людей, — даже пьяные становились удивленно серьезны, молча смотрели в столы перед собою, а у меня надрывалось сердце, переполненное тем мощным чувством, которое всегда будит хорошая музыка, чудесно касаясь глубин души.
Неточные совпадения
Городничий (вытянувшись и дрожа всем телом).Помилуйте, не погубите! Жена, дети
маленькие… не сделайте несчастным
человека.
С утра встречались странникам // Все больше
люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков // Не спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
Мычит корова глупая, // Пищат галчата
малые. // Кричат ребята буйные, // А эхо вторит всем. // Ему одна заботушка — // Честных
людей поддразнивать, // Пугать ребят и баб! // Никто его не видывал, // А слышать всякий слыхивал, // Без тела — а живет оно, // Без языка — кричит!
Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот отец! Вот послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы
человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин,
малый молодой…
В одной из приволжских губерний градоначальник был роста трех аршин с вершком, и что же? — прибыл в тот город
малого роста ревизор, вознегодовал, повел подкопы и достиг того, что сего, впрочем, достойного
человека предали суду.